Известие принес кудлатый лесной бортник, из-за которого
последние пять дней им выпала роль вооруженного эскорта. Тот самый супруг и
отец пригожих гамадриад, рядом с которыми сам он смотрелся как кабан при
кобылах. Тот самый, который пытался обмануть их, утверждая, будто друиды из
Каэд Дху отправились на Стоки.
Случилось это на следующее утро после прибытия в многолюдный
как муравейник городок Ридбрун, который был целью движения бортников и
трапперов из Заречья. То есть на следующий день после прощания с эскортируемыми
бортниками, которым ведьмак больше нужен не был, а поэтому он никак уж не
ожидал увидеть кого-нибудь из них. Тем большим было его удивление.
Большим, потому что бортник начал с пространного извития
слов, благодарностей, а окончил тем, что вручил Геральту мешок, полный денег, в
основном мелочи. Его ведьмачьей платы. Он принял, чувствуя на себе немного
насмешливые взгляды Региса и Кагыра, которым не раз во время похода жаловался
на неблагодарность человеческую и подчеркивал безмерную глупость руководившего
им бескорыстного альтруизма.
И тогда возбужденный бортник прямо-таки выкрикнул новость:
«Того-этого, омельники, стало быть, друиды, сидят, господин ведьмак,
того-этого, в дубравах над озером Лок Мондуирн, кое находится, того-этого, в
тридцати пяти милях к западу отседова».
Сведения эти бортник добыл в пункте скупки меда и воска у
проживающего в Ридбруне родственника, а родственник тот, в свою очередь,
получил сию информацию от знакомого, искателя алмазов. Когда же бортник узнал о
друидах, он что есть духу помчался, чтобы, того-этого, уведомить. И теперь аж
весь излучал счастье, пылал гордостью и чувством значимости, как любой враль,
вранье которого случайно оборачивается правдой.
Вначале Геральт намеревался было двинуться к Лок Мондуирну
незамедлительно, но компания активно воспротивилась. Располагая деньгами
бортников, заявили Регис и Кагыр, и находясь в таком месте, где торгуют всем,
надлежит пополнить запасы провизии и снаряжения. И подкупить стрел, добавила
Мильва, потому как от нее постоянно требуют дичи, а не станет же она стрелять
оструганными щепками. И хотя бы одну ночь, заметил Лютик, переспать в
гостинице, улегшись в постель, предварительно искупавшись и с приятственным
пивным шумком в голове.
Друиды – признали все хором – не волки, в лес не убегут.
– Хоть это полное и неожиданное стечение
обстоятельств, – добавил со странной улыбкой вампир Регис, – но наша
команда оказалась на совершенно верном пути движения в совершенно верном же
направлении. А посему нам бесспорно и однозначно предначертано к друидам попасть.
День либо два задержки значения не имеют. Что же до поспешности, –
философически добавил он, – то ощущение, будто время зверски торопит,
обычно является сигналом тревоги, обязывающим попридержать темп, действовать
помалу и с соответствующей обдуманностью.
Геральт не возражал и не скандалил. Против философских
умозаключений вампира не выступал, хотя навещавшие его по ночам странные
видения все же склоняли к поспешанию. Независимо от того, что сути этих
сновидений он после пробуждения вспомнить не мог.
Было семнадцатое сентября, полнолуние. До осеннего
Эквинокция оставалось шесть дней.
Мильва, Регис и Кагыр вызвались закупить провиант и
укомплектовать снаряжение. Геральту же и Лютику выпало провести разведку в
Ридбруне и «взять языка».
Лежащий в излучине реки Нэви Ридбрун когда-то был городком
небольшим, если считать городком только плотную деревянную и кирпичную
застройку внутри кольца ощетинившихся частоколом земляных валов. Но плотная
застройка внутри кольца валов составляла лишь центр города, и здесь жить могло не
более десятой части населения. Девять же десятых обитали в шумном море
охвативших валы хат, халуп, шалашей, будок, сараев, палаток и фургонов,
выполняющих роль жилья.
За чичероне ведьмаку и поэту служил родственник бортника,
молодой, плутоватый и нагловатый субъект, типичный представитель здешних
шалопаев, родившийся в канаве, в дюжине канав валявшийся и не раз в них же
утолявший жажду. В городском шуме, толкотне, грязи и вони он чувствовал себя
как форель в хрустальной горной быстрине, а возможность сопровождать кого-то по
своему отвратительному городишку его явно радовала. Не обращая внимания на тот
факт, что его никто ни о чем не спрашивает, парнишка активно давал пояснения.
Оказывается, Ридбрун является важным этапом для нильфгаардских поселенцев, направляющихся
на север за обещанными императором наделами: как-никак, четыре лана, или, легко
сосчитать, пятьсот морг.
[9]
К тому же десятилетнее освобождение
от податей и налогов. Ридбрун лежит в устье долины реки Нэви, пересекающей горы
Амелл и идущей через перевал Теодуль, соединяющий Стоки и Заречье с Маг Тургой,
Гесо, Метинной и Мехтом, территориями, уже давно подчиненными Нильфгаардской
империи. Город Ридбрун, объяснял сорванец, для поселенцев – последнее место,
где еще можно рассчитывать на что-то большее, нежели только на себя, на свою
бабу и на то, что уместилось на телегах. Поэтому-то большинство поселенцев
довольно долго стоят под городом, набираясь духа для последнего рывка к Яруге и
за Яругу. А многие из них, добавил парень с гордостью канавного патриота,
остаются в городе навсегда, потому что город этот – ого-го! – культура, не
какое-то тебе деревенское, провонявшее навозом захолустье.
Сказать по правде, Ридбрун тоже здорово вонял, в том числе и
навозом.
Геральт несколько лет назад побывал здесь, но теперь городка
не узнавал. Очень многое изменилось. В былые времена здесь не шаталось столько
конников в черных латах и плащах с серебряными эмблемами на нарукавниках. В
былые времена под городом не было и каменоломен, в которых ободранные, грязные,
истощенные донельзя и окровавленные люди ломали камень на плиты и дробили на
щебень, подгоняемые палками одетых в черное надсмотрщиков.
– Здесь стоит много нильфгаардского войска, –
пояснил мальчишка, – но не постоянно, а только на время перерыва в
переходах и преследовании партизан из организации «Вольные Стоки». Сильный
нильфгаардский гарнизон сюда пришлют, когда уже на месте старого города будет
возведена большая каменная крепость из того камня, который добывают в каменоломнях.
Камень же ломают военнопленные. Из Лирии, Аэдирна, последнее время из Соддена,
Бругге, Ангрена. И из Темерии. Здесь, в Ридбруне, вкалывают сотни четыре
пленных. Добрых пять сотен работают на рудниках, приисках и в карьерах вокруг
Бельхавена, а свыше тысячи строят мосты и ровняют дороги на перевале Теодуль.
На городском рынке и во времена Геральта тоже стоял эшафот,
но не столь пышный. Не было на нем такого количества вызывающих мерзкие
ассоциации приспособлений, а на шибеницах, кольях, вилах и шестах не висело и
не торчало столько вызывающих отвращение и разлагающихся декораций.
