– Цири была вся в грязи. Пришлось ее раздеть… Она не
сопротивлялась, не кричала. Только дрожала, не открывая глаз. Всякий раз, когда
я к ней прикасался, чтобы омыть или вытереть, она напрягалась и замирала… Я
знаю, с ней надо было говорить, успокаивать… Но я вдруг растерял все слова
вашего языка… Языка моей матери, который знаю с детства. Не в состоянии
отыскать слов, я хотел успокоить ее прикосновением, нежностью. Но она замирала
и пищала… Как птенец…
– Это преследовало ее в кошмарах, – шепнул
Геральт.
– Знаю. Меня тоже.
– Что было дальше?
– Она уснула. И я тоже. От усталости. А когда
проснулся, ее рядом не было. Ее не было нигде. Остального я не помню. Те, кто
меня отыскал, утверждают, что я бегал по кругу и выл волком. Они вынуждены были
меня связать. Когда я успокоился, за меня взялись люди из разведки, подчиненные
Ваттье де Ридо. Их интересовала Цирилла. Где она, куда и когда убежала.
Разъяренный, я что-то ляпнул об императоре, не хуже ястреба охотящемся за
маленькой девчонкой. За это я больше года просидел в цитадели. А потом его
милость вернулась, потому что я был ему нужен. На Танедде был необходим
человек, который знал всеобщий язык и знал, как выглядит Цири. Император
потребовал, чтобы я поехал на Танедд. И чтобы на этот раз не ошибся. Чтобы
привез ему Цири.
Кагыр ненадолго замолчал.
– Эмгыр дал мне возможность реабилитироваться. Я мог
отказаться, но это означало бы абсолютную, окончательную, до конца жизни
немилость. Но все же отказаться я мог, если б хотел. Но я не отказался. Потому
что, видишь ли, Геральт… Я не мог о ней забыть.
Не стану тебя обманывать. Я ее беспрерывно видел в снах. И
не только худенькую девочку, какой она была у реки, когда я ее раздел и
обмывал. Я видел ее… И продолжаю видеть как женщину, прекрасную, все
понимающую, будоражащую… С такими подробностями, как пунцовая роза,
вытатуированная в паху…
– О чем ты?
– Не знаю. Сам не знаю… Но так было и так продолжается.
Я ее по-прежнему вижу в снах, точно так же, как в снах видел ее тогда… Именно
поэтому я согласился ехать на Танедд. Поэтому позже хотел присоединиться к вам.
Я… Я хочу ее еще раз… увидеть. Хочу еще раз коснуться ее волос, заглянуть ей в
глаза… Хочу на нее смотреть. Убей меня, твоя воля. Но я не буду больше
прикидываться. Я думаю… Я думаю, что я ее люблю. Прошу тебя, пожалуйста, не
смейся.
– Мне вовсе не до смеха.
– Именно поэтому я еду с вами. Понимаешь?
– Она нужна тебе для себя или для твоего императора?
– Я реалист, – прошептал Кагыр. – Ведь меня
она не захочет. А как супругу императора я мог бы ее хоть иногда видеть.
– Как реалисту, – фыркнул Геральт, – тебе
следовало бы понять, что для начала ее надо отыскать и спасти. Предположим,
твои сны не лгут и Цири действительно еще жива.
– Я знаю это. А когда мы ее найдем, что тогда?
– Посмотрим. Посмотрим, Кагыр.
– Не лукавь, Геральт. Будь честным. Ведь ты не
позволишь мне ее забрать.
Ведьмак не ответил. Кагыр вопроса не повторил.
– До этого времени мы можем оставаться друзьями? –
спросил он холодно.
– Можем, Кагыр. Еще раз прости меня. Не знаю, какой бес
в меня вселился. По правде говоря, я никогда всерьез не подозревал тебя в
измене или двуличии.
– Я – не предатель. Я тебе никогда не изменю и не
предам, ведьмак.
Они ехали по глубокому ущелью, проторенному среди гор
быстрой и уже широкой рекой Сансретур. Ехали на восток, к границе княжества
Туссент. Над ними вздымалась Гора Дьявола, Горгона. Чтобы взглянуть на ее
вершину, приходилось задирать голову.
Но они не задирали.
Вначале они почуяли дым, спустя минуту увидели костер, а на
нем вертела, на которых запекались выпотрошенные форели. Увидели сидящего у
костра одинокого человека.
Еще совсем недавно Геральт высмеял бы, безжалостно высмеял и
счел полнейшим идиотом любого, кто осмелился бы утверждать, будто он, ведьмак,
так обрадуется, увидев вампира.
– Так, – спокойно сказал Эмиель Регис Рогеллек
Терзиефф-Годфрой, – поправляя вертела. – Так! Гляньте-ка, что кот-то
принес.
СТУЧАК, он же кнакер, гоблинай, полтердук, шеенос,
рубезааль, скарбоник, либо пустельник, – есть разновидность кобольда,
коего все же размероростом и силою значительно превосходит. Обычно С. носят
бородищи преогромадные, кои кобольды носить не обвыкли. Обитает С. в штольнях,
шахтах, развалинах, пропастях, темных ямах разновеликих, внутри скал, во
всяческих гротах, пещерах и каменных пустовинах. Там, где он обретается,
наверняка в земле богатства сокрыты, каковые: золото самородное, руды,
меловина, соль либо каменное масло, сиречь нефть. Потому ж С. зачастую в
выработках встретить можно, особливо покинутых, но и в действующих любит он
показываться. Злостный шкодник, проклятие и истинная кара Господня для
подземных рудокопов, коих распоясавшийся С. водит за нос, постукиванием по
камню манит и пугает, ходки заваливает, горняцкое имущество и всяческий скот
крадет и портит, да и частенько из-за угла в лоб палкою дать может.
Однако же подкупить его можно, дабы не безобразничал сверх
меры, положивши где-нито на ходке темном либо в шахте хлеб с маслом, сырок
козий, кусок копченой вепрятины. Но лучше всего шклянку первача, ибо на таковой
С. до чрезвычайности лаком и падок.
Physiologus
Глава 7
– Они в безопасности, – заверил вампир,
подхлестывая мула Драакуля. – Все трое, Мильва, Лютик и, разумеется,
Ангулема, которая своевременно добралась до нас в долине Сансретур и обо всем
поведала, не жалея весьма красочных слов. Я никогда не мог понять, почему у
вас, людей, большинство ругательств и обидных выражений связано с эротической
сферой? Ведь секс сам по себе прекрасен и ассоциируется с прекрасным,
радостным, приятным. Как можно название полового органа применять в качестве
вульгарного синонима…
– Придерживайся темы, Регис, – прервал Геральт.
– Конечно, конечно, прости. Предупрежденные Ангулемой о
надвигающихся бандитах, мы незамедлительно пересекли рубеж Туссента. Правда,
Мильва не была в восторге, пыталась вернуться и идти вам обоим на выручку.
Однако я сумел ее отговорить. А Лютик – о, диво! – вместо того чтобы
радоваться предоставившемуся убежищу, каковое дают границы княжества, был явно
готов в любую минуту сбежать. Чего он так боится в Туссенте, ты, случайно, не
знаешь?
