– Угу, – согласился Геральт. – Но попытаемся
исправить дело. Милсдарь рыцарь…
Но Бычья Голова – он же барон де Пейрак-Пейран – не обращал
на него внимания. Видел он, казалось, одного только Лютика.
– Слово чести, – протянул он. – Да уж не
подводит ли меня зрение? Это ж милостивый государь виконт Юлиан собственной
персоной! Хо! Ну, вот государыня-то княгиня обрадуется!
– Что еще за виконт Юлиан? Кто таков? –
полюбопытствовал ведьмак.
– Это я, – вполголоса сказал Лютик. – Не
вмешивайся, Геральт.
– Да уж, вот обрадуется госпожа Анарьетта, –
повторил барон де Пейрак-Пейран. – О, уж да. Слово чести! Всех вас
забираем в замок Боклер. Только без отговорок, виконт, никакие отговорки и
слушать не стану!
– Часть разбойников сбежала. – Геральт позволил
себе довольно холодный тон. – Для начала предлагаю их выловить. Потом
подумаем, как продолжить столь увлекательно начавшийся день. Как вы на это,
милостивый государь барон?
– Слово чести, – сказал Бычья Голова. –
Ничего из этого не получится. Погоня невозможна. Преступники сбежали за ручей,
а нам за ручей даже ногой ступить нельзя, даже краешком копыта. Тамошняя часть
леса Мырквид – неприкосновенное святилище, святая святых в соответствии с
компактатами,
[17]
заключенными с друидами милостиво правящей в
Туссенте ее высочеством княгиней Анной-Генриеттой…
– Но туда сбежали разбойники, черт побери, – в
бешенстве прервал Геральт, – и теперь начнут в этой святая святых людей
мордовать и убивать! А мы тут о каких-то компактатах чушь несем…
– Мы дали рыцарское слово! – Похоже, барону де
Пейрак-Пейрану подходила бы на щите не бычья, а баранья голова. – Нельзя
никак! Компактаты! Ни шагу на друидскую территорию!
– Кому нельзя, тому не можно, – фыркнула Ангулема,
таща за трензеля двух бандитских лошадей. – Кончай пустой треп, ведьмак.
Едем. У меня еще не закончены расчеты с Соловьем, а ты, если не ошибаюсь, хотел
бы малость потолковать с полуэльфом.
– Я с вами! – сказала Мильва. – Подыщу только
какую-нибудь кобылу.
– Я тоже, – пробормотал Лютик. – Я тоже с
вами…
– О, что нет, то уж нет! – воскликнул бычьеголовый
барон. – Слово чести, милсдарь виконт Юлиан поедет с нами в замок Боклер.
Княгиня не простит нам, если мы его встретим, да не привезем. Вас не
задерживаем, вы свободны в своих планах и свершениях. Как друзей виконта Юлиана
ее высочество госпожа Анарьетта с удовольствием достойно приняла бы в замке и
знатно угостила, но ничего не поделаешь, если вы брезгуете приглашением…
– Мы не брезгуем, – прервал Геральт, грозным
взглядом удерживая Ангулему, которая за спиной барона выделывала согнутой в
локте рукой всяческие паскудные и обидные жесты. – Мы далеки от того,
чтобы брезговать. Мы не преминем поклониться княгине и воздать ей
соответствующие почести. Однако вначале докончим то, что докончить обязаны. Мы
тоже дали слово, можно даже сказать, тоже заключили кое с кем компактаты. Как
только мы с ними разделаемся, незамедлительно направимся в замок Боклер. Прибудем
туда тотчас и в обязательном порядке.
– Хотя бы только ради того, – добавил он
многозначительно и с нажимом, – чтобы присмотреть, дабы никакой вред и
неуважение не были нанесены там нашему другу Лютику. То бишь, тьфу ты, Юлиану.
Виконту, значит.
– Слово чести! – рассмеялся вдруг барон. –
Никакого вреда или неуважения не будет проявлено виконту Юлиану, готов
поклясться! О, кстати, совсем забыл сказать, виконт: князь-то Раймунд скончался
два года назад от апоплексического удара. Увы нам!
– Хо-хо! – воскликнул Лютик, бурно
расцветая. – Князек-то чебурахнулся, стало быть! Вот так шикарная и
радостная новость… То есть, я хотел сказать, какая жалость и печаль, какое
несчастье и утрата… Пусть ему земля будет прахом, в смысле – пухом… Однако,
если все обстоит именно так, то едемте в Боклер поскорее, господа рыцари!
Геральт, Мильва, Ангулема – до встречи в замке!
Они перешли вброд ручей, загнали лошадей в лес, меж
раскидистых дубов, в доходящие до стремян папоротники. Мильва запросто нашла
след убегающей шайки. Поехали с максимально возможной скоростью. Геральт
опасался за друидов. Боялся, что остатки недобитой банды, почувствовав себя в
безопасности, решат отыграться на друидах за разгром, учиненный им
странствующим рыцарем из Туссента.
– Ну, лафа Лютику, – неожиданно сказала
Ангулема. – Когда нас соловьи окружили в халупе, он признался мне, чего
боится в Туссенте. Повезло поэту.
– Я догадывался, – отозвался ведьмак. –
Только не думал, что он так высоко нацелился. Госпожа княгиня, ничего себе!
– Это было несколько лет назад, а князь Раймунд, тот,
что чебурахнулся, вроде бы поклялся вырвать у поэта сердце, запечь его и подать
неверной благоверной княгине на ужин. И заставить съесть. Подфартило нашему
цветику, что не попал он князю в лапы, когда тот еще в силе был. Нам тоже
повезло…
– Это еще бабка надвое сказала.
– Лютик утверждает, что княгиня Анарьетта влюблена в
него до умопомрачения.
– Обычное Лютиково бахвальство.
– Заткнитесь, – буркнула Мильва, натягивая поводья
и взявшись за лук.
Перебегая от дуба к дубу, в их сторону мчался разбойник, без
шапки, без оружия. Ничего не видя и не замечая вокруг, он бежал и падал,
вставал, снова бежал и снова падал. И при этом орал. Тонко, пронзительно,
жутко.
– В чем дело? Что такое? – удивилась Ангулема.
Мильва молча натянула лук. Но стрелять не стала, ждала, пока
бандит приблизится, а тот бежал прямо на них, словно их не видя. Пробежал между
конями ведьмака и Ангулемы. Они видели его лицо, белое как сметана и
искривленное ужасом, видели выпученные глаза.
– Какого черта? – повторила Ангулема.
Мильва отряхнулась от оцепенения, повернулась в седле и
послала стрелу беглецу в крестец. Разбойник зарычал и рухнул в папоротники.
Земля содрогнулась. С ближнего дуба посыпались желуди.
– Интересно, – сказала Ангулема, – от чего он
так драпал…
Земля задрожала снова. Зашелестели кусты, затрещали ветви.
– Да что ж это такое-то? – чуть не простонала
Мильва. поднимаясь на стременах. – Что, говорю, такое, ведьмак?
