— Я ушам своим не мог поверить, — признался он. — Ведь про некоторые подвиги господина Шерлока Холмса я читал, и вдруг такое… Просто уму непостижимо.
На смену Перкинсу пришел Гарриман, легко узнаваемый по белой гриве. Говорил он взвешенно, тщательно подбирая слова, каждое било в точку, и фантазия подсказывала, что свою речь он репетировал несколько часов — вполне возможно, именно так и было. Говорил он с нескрываемым презрением в голосе. Казалось, главная цель его жизни — добиться для моего друга тюремного заключения и даже казни.
— Позвольте рассказать суду о том, где я был вчера вечером. — Так он начал. — В связи с ограблением банка я оказался на Уайт-Хорс-роуд, это совсем недалеко от места преступления. Я уже собирался уходить, как вдруг услышал выстрелы, свисток констебля и повернул в южном направлении — посмотреть, могу ли я быть полезен. На месте я увидел, что там уже работает констебль Перкинс, он прекрасно справлялся со своими обязанностями. Я буду рекомендовать констебля Перкинса на повышение по службе. Именно он сообщил мне, кем является человек, который сейчас стоит перед вами. Как вы уже слышали, у господина Шерлока Холмса есть определенная репутация. Думаю, что многие из его поклонников будут разочарованы, когда узнают, что истинная природа этого человека, губительное пристрастие к наркотикам и убийственные последствия этой страсти оказались весьма далеки от вымысла, который, будучи положенным на бумагу, доставлял всем нам такое удовольствие.
Господин Холмс убил Салли Диксон — это совершенно очевидно. Даже его биографу, наделенному недюжинной фантазией, не удастся посеять сомнения в душах его читателей. На месте преступления я лично видел, что оружие в его руке было еще теплым, на рукаве его были черные пятна от пороха, а на пальто — несколько пятнышек крови, они могли туда попасть только в одном случае — он стоял в непосредственной близости от девушки, когда ее застрелили. Господин Холмс был в полудреме, он пытался выйти из опиумного транса и почти не понимал, сколь ужасную вещь совершил. Я говорю «почти не понимал», но это вовсе не значит, что он был вообще не в курсе случившегося. Он знал, что виновен, ваша честь. Он не пытался как-то защититься. Когда я сказал ему, что он арестован, он не стал убеждать меня, что подлинные обстоятельства как-то отличаются от описанных мною.
И только сегодня утром, проспав восемь часов и приняв холодный душ, он придумал какую-то невероятную историю, из которой следует, что он невиновен. Он сказал мне, что прибыл в «Местечко Крира» не по велению своего неукротимого аппетита, а в интересах проводимого им расследования, поделиться со мной подробностями которого он отказался. Якобы некий человек, известный ему как Гендерсон, направил его в Лаймхаус в поисках ключа к разгадке, но сведения оказались ложными: он угодил в ловушку и едва пересек порог курильни, как на него напали и силой заставили принять наркотик. Лично мне кажется странным, что человек по доброй воле приходит в курильню опиума, а потом жалуется, что ему дали наркотик. Господин Крир всю свою жизнь продает наркотические вещества людям, которые хотят их купить, и трудно себе представить, что в этом конкретном случае он решил угостить посетителя бесплатно. Но мы знаем, что все это от начала до конца — ложь. Мы уже выслушали показания уважаемого свидетеля, который видел: господин Холмс выкурил одну трубку, а затем потребовал другую. Господин Холмс также заявил, что убитая девушка ему знакома, что она тоже была частью его загадочного расследования. Эти его показания я готов принять. Вполне возможно, что он встречал ее раньше и, находясь в состоянии горячки, принял ее за какого-то матерого преступника. Другого мотива для убийства у него просто не было.
Мне остается только добавить, что теперь господин Холмс утверждает: он жертва заговора, а заговорщики — это я, констебль Перкинс, Исайя Крир, лорд Хорас Блэкуотер и, очень возможно, даже вы, ваша честь. Я бы назвал это бредом сумасшедшего, но дело обстоит хуже. Речь идет о намеренной попытке обелить себя, устранить последствия того состояния, в которое он вверг себя вчерашним вечером. К несчастью для господина Холмса, у нас есть еще один свидетель, который видел момент самого убийства. Не сомневаюсь, что его показания поставят в этих слушаниях финальную точку. Со своей стороны могу сказать, что за пятнадцать лет службы в лондонской полиции я еще не встречал случая, где улики были бы столь явными и убедительными, а виновный столь очевиден.
Я почти ожидал, что он раскланяется. Но он лишь уважительно кивнул судье и занял свое место.
Последним свидетелем был доктор Томас Экленд. В темноте и суматохе вчерашней ночи я его почти не разглядел, но теперь видел его прямо перед собой: малопривлекательный человек с ярко-рыжими кудрями (в Союз рыжих его бы приняли с превеликим удовольствием), неровными барашками они спадали с вытянутой головы, а темные веснушки создавали впечатление кожного заболевания. Чахлые усики, вытянутая шея, водянистые голубые глаза. Не исключено, что, описывая его внешность, я сгущаю краски, но я испытывал глубокое и необъяснимое отвращение к человеку, чьи слова доказывали вину моего друга с окончательной неопровержимостью. Я сейчас возвращаюсь к официальному протоколу слушания и соответственно даю точное изложение произнесенного: какие вопросы Экленду задавали, как он на них отвечал, — тогда никто не скажет, что в собственных интересах я извратил истину.
ПРОКУРОР. Сообщите, пожалуйста, суду ваше имя.
СВИДЕТЕЛЬ. Томас Экленд.
ПРОКУРОР. Вы из Шотландии?
СВИДЕТЕЛЬ. Да, но сейчас живу в Лондоне.
ПРОКУРОР. Если можно, доктор Экленд, вкратце расскажите о вашей карьере.
СВИДЕТЕЛЬ. Я родился в Глазго и изучал медицину в тамошнем университете. Диплом врача получил в 1867 году. Я стал читать лекции в Королевской школе медицины в Эдинбурге, а потом получил ставку на кафедре клинической медицины в Эдинбургской королевской детской лечебнице. Пять лет назад, когда умерла жена, перебрался в Лондон: меня пригласили заведовать Вестминстерской больницей, где я сейчас и работаю.
ПРОКУРОР. Вестминстерская больница обслуживает бедные слои населения и финансируется на средства граждан, верно?
СВИДЕТЕЛЬ. Да.
ПРОКУРОР. И вы лично, как я понимаю, внесли щедрый вклад в ремонт и расширение этой больницы.
СУДЬЯ. Господин Эдвардс, если не возражаете, перейдем к делу.
ПРОКУРОР. С удовольствием, ваша честь. Доктор Экленд, пожалуйста, расскажите суду, как вы оказались в районе Милуорд-стрит и Коппергейт-сквер вчера вечером?
СВИДЕТЕЛЬ. Я навещал пациента. Это добросовестный труженик, из бедной семьи, он выписался из больницы, но его состояние продолжало меня беспокоить. Я прибыл к нему поздно, потому что задержался на обеде в Королевском обществе медиков. Из его дома я вышел в одиннадцать, намереваясь прогуляться до Холборна, где обитаю. Но я заблудился в тумане и совершенно случайно оказался на этой самой площади незадолго до полуночи.
ПРОКУРОР. Что же вы увидели?
СВИДЕТЕЛЬ. Я видел все, от начала до конца. Я увидел девочку, плохо одетую для этой немилосердной погоды, лет четырнадцати-пятнадцати. Страшно даже представить, что она делала на улице в столь поздний час, — ведь известно, что в этом квартале правит порок. Когда я ее увидел, руки ее были подняты, а черты лица выражали ужас. Она произнесла два слова: «Прошу вас!..» Потом раздались два выстрела, и она упала на землю. Я сразу понял, что она мертва. Вторая пуля попала в голову и убила ее наповал.
