– Я запретил тебе ехать за нами, – наконец сказал
ведьмак.
Нильфгаардец, которого Лютик последний раз видел засунутым в
гроб, уставился на мокрую гриву коня. Поэт едва узнал его, одетого в кольчугу,
кожаный кафтан и плащ, несомненно, позаимствованный у одного из убитых
гавенкаров. Однако он запомнил молодое лицо, которое с момента приключения под
буком еще не успела изменить скупо растущая бородка.
– Я запретил, – повторил Геральт.
– Запретил, – наконец признал юноша. Говорил он без
нильфгаардского акцента. – Но я должен.
Геральт спрыгнул с коня, бросил поводья поэту. И вытянул
меч.
– Слезай, – сказал он спокойно. – Вижу, ты уже приобрел
себе железяку. Это хорошо. Я не хотел кончать тебя, когда ты был безоружным.
Теперь – другое дело. Слезай.
– Я не стану с тобой биться. Не хочу.
– Догадываюсь. Как и все твои соплеменники,
предпочитаешь другой вид драки. Такой, как в той смолокурне, рядом с которой
тебе пришлось проехать, следуя за нами. Слезай, говорю.
– Я – Кагыр Маур Дыффин аэп Кеаллах.
– Меня не интересует твое имя. Я приказал слезть.
– Не слезу. Я не хочу с тобой биться.
– Мильва, – кивнул ведьмак лучнице. – Окажи мне
любезность, убей под ним коня.
– Нет! – Нильфгаардец поднял руку, прежде чем Мильва
наложила стрелу на тетиву. – Нет, пожалуйста, не надо. Я слезу.
– Так-то оно лучше. А теперь доставай меч, сопляк.
Юноша скрестил руки на груди.
– Убей меня, если хочешь. Если не хочешь сам – прикажи
своей эльфке застрелить меня из лука. Я не стану с тобой биться. Я Кагыр Маур
Дыффин.., сын Кеаллаха. Я хочу... Я хочу присоединиться к вам.
– Уж не ослышался ли я? Повтори.
– Хочу к вам присоединиться. Ты ищешь девочку. Я хочу
тебе помочь.
– Псих ненормальный, – повернулся Геральт к Мильве и
Лютику. – Он спятил. Чокнутый какой-то.
– В сам раз для нашей компании, – буркнула Мильва. –
Прямо тютелька в тютельку подошел бы.
– Обдумай его предложение, Геральт, – съехидничал
Лютик. – Как-никак, нильфгаардский дворянин. Может, с его помощью нам будет
легче пробраться в...
– Попридержи язык, – прервал его ведьмак. – Ну, давай,
доставай меч, нильфгаардец.
– Я не буду биться. И я не нильфгаардец. Я из Виковаро.
Меня зовут...
– Мне плевать, как тебя зовут. Доставай оружие.
– Нет.
– Ведьмак, – Мильва наклонилась в седле, сплюнула на
землю, – время идет, а дождь мочит. Нильф не хочет с тобой биться, а ты, хоть и
строишь зверские рожи, не зарубишь его так, за здорово живешь.
И что, будем тут торчать, покуда не обделаемся? Всажу его
гнедому стрелу в пах и едем дальше. Псхом он за нами не поспеет.
Кагыр, сын Кеаллаха, одним прыжком подскочил к гнедому
жеребцу, запрыгнул в седло и помчался назад, криком подгоняя коня. Ведьмак какое-то
время глядел ему вслед, потом сел на Плотву. Молча. И не оглядываясь.
– Старею, видать, – буркнул он немного погодя, когда
Плотва поравнялась с вороным конем Мильвы. – Принципы наружу вылезли.
– У стариков это бывает. – Лучница с сочувствием
глянула на него. – И часто вылезают? Отвар из медуницы, говорят, помогает. И
вправлять надо. А пока – клади себе подушечку под зад.
– Принципы, – серьезно пояснил Лютик, – не геморройные
шишки, Мильва. Ты путаешь понятия.
– А кто их там поймет, треп-то ваш заумный! Болтаете,
болтаете, одно токо и умеете! А ну, дальше! Езда!
– Мильва, – немного погодя спросил ведьмак, прикрывая
лицо от секущего на галопе дождя. – Убила б ты под ним коня?
– Нет, – неохотно призналась она. – Чем конь-то
виноват? Да и нильф энтот... Какого черта он за нами увязался? Пошто говорит,
что должен?
– Чтоб меня черти взяли, если знаю.
***
Дождь не прекращался, когда лес неожиданно кончился и они
выехали на тракт, бегущий среди холмов с юга на север. Или наоборот, в
зависимости от точки зрения.
То, что они увидели на тракте, их не удивило. Такое уже
было. Перевернутые и развороченные телеги, конские трупы, раскиданные тюки,
вьюки и лубяные короба. И изувеченные, застывшие в разных позах тела, которые
еще недавно были живыми людьми.
Подъехали ближе, без опаски, так как ясно было, что бойня
произошла не сегодня, а вчера или позавчера. Они уже научились распознавать
такие штуки, а может, чувствовали их простым животным инстинктом, который
пробудился и обострился в них за прошедшие дни. Научились они и осматривать
побоища, потому что иногда – правда, редко – среди пораскиданных пожитков
удавалось найти немного съестного либо мешок фуража.
Остановились у крайнего фургона разгромленного обоза,
спихнутого в ров и как бы присевшего на ступицу поломанного колеса. Под
фургоном лежала полная женщина с неестественно вывернутой шеей. Ворот куртки
покрывали размытые дождем струйки засохшей крови из разорванной мочки уха, из
которой выдрали серьгу. На тенте фургона виднелась надпись: "ВЭРА
ЛЕВЕНХАУПТ И СЫНОВЬЯ". Сыновей поблизости не было.
– Это не кметы, – стиснула зубы Мильва. – Это купцы. С
юга шли, от Диллингена и Бругге, тут их и накрыли. Скверно, ведьмак. Я уж мнила
тут к югу свернуть, а теперь, ей-бо, не знаю, что делать. Диллинген и весь
Бругге уж точно в нильфгаардских руках, здесь нам к Яруге не пройти. Надо
дальше на восток двигать, через Турлуг. Там леса и безлюдье, туда армия не
пойдет.
– Дальше на восток я не поеду, – возразил Геральт. –
Мне необходимо попасть на Яругу.
– И попадешь, – неожиданно спокойно ответила она. – Но
по более безопасному пути. А двинешь отсюда на юг, прямо в зубы нильфам
попадешь. И ничего не выгадаешь.
– Время выгадаю, – буркнул он. – А если ехать на
восток, значит, снова его упущу. Говорил же – не могу я себе этого...
– Тише! – вдруг сказал Лютик, поворачивая коня. –
Перестаньте на минуту болтать.
– Что такое?
– Слышу.., пение.
Ведьмак покачал головой. Мильва хихикнула.
– Чудится тебе, трубадуй.
– Тихо, сказал! Заткнитесь! Кто-то поет, говорю же. Не
слышите?
Геральт скинул капюшон, который Мильва обозвала капором.
Мильва тоже прислушалась, потом глянула на ведьмака и молча кивнула.
