– Не спорь со спецом, Золтан, – бросил Лютик. Персиваль
Шуттенбах кинулся к телеге и мгновенно доставил требуемое. Ведьмак подмигнул
компании и изо всех сил принялся колотить черпаком по крышке.
– Хватит! Кончай! – чуть ли не сразу заорал Золтан
Хивай, зажимая уши руками. – Черпак, дьявол тебя раздери, сломаешь! Сбежал
рак-то! Сбежал уже, дуб хреновый.
– Еще как сбежал! – восхитился Персиваль. – Аж пыль
столбом. Мокрель кругом, а за ним пыль, чтоб я сдох!
– У гловоглаза, – холодно пояснил Геральт, возвращая
краснолюду немного помятые кухонные принадлежности, – невероятно чуткий и
нежный слух. Ушей нет, а слышит он, я бы сказал, всем собой. Особенно он не
переносит металлических звуков. Ему больно...
– Даже в жопе, – прервал Золтан. – Знаю, у меня тоже
засвербило, когда ты принялся дубасить по крышке. Если у чуда слух получше
моего, то я ему сочувствую. Надеюсь, он не вернется? Дружков не приведет?
– Не думаю, чтобы на свете осталось много его дружков.
Да и сам гловоглаз теперь наверняка не скоро вернется в эти места. Бояться
нечего.
– О чудах спорить не стану, – погрустнел краснолюд. –
Но твой концерт на жестяных инструментах был, думаю, слышен аж на островах
Скеллиге. Возможно, какие-нибудь меломаны уже прут в нашу сторону, лучше б они
нас тут не застали, когда притопают. Сворачиваем стоянку, парни! Эй, девки,
одеваться и пересчитать детишек! Отправляемся! Живо!
***
Когда остановились на ночлег, Геральт решил выяснить
неясности. На сей раз Золтан Хивай не сел играть в гвинт, так что отвести его в
сторону для откровенного разговора было нетрудно. Геральт начал сразу, без
предисловий:
– Говори, откуда ты знал, что я ведьмак? Краснолюд
вылупился на него и плутовато ухмыльнулся.
– Конечно, можно похвалиться наблюдательностью. Можно
бы сказать, мол, заметил, как изменяются твои глаза в сумерках и на полном
солнце. Можно бы показать, что я краснолюд бывалый и слышал кое-что о Геральте
из Ривии. Но правда гораздо банальнее. Не гляди волком. Ты – скрытный, но твой
дружок бард поет и треплется, рот у него не закрывается. Оттуда и знаю, какая у
тебя профессия.
Геральт воздержался от следующего вопроса. И правильно
сделал.
– Ну ладно, – продолжал Золтан. – Лютик выболтал все.
Видать, почувствовал, что мы ценим откровенность, а то, что мы к вам относимся
по-дружески, ему и чувствовать не было нужды, потому как мы своего отношения не
скрываем. Короче: я знаю, почему ты так спешишь на юг. Знаю, что за срочные и
важные дела ведут тебя в Нильфгаард. Знаю, кого ты намерен там искать. И не
только из трепотни поэта. Перед войной я жил в Цинтре и слышал рассказы о
Ребенке-Неожиданности и беловолосом ведьмаке, которому эта Неожиданность была
предназначена.
Геральт не прокомментировал и на этот раз.
– Остальное, – продолжал краснолюд, – уже действительно
вопрос наблюдательности. Ты пожалел того обраковевшего отвратника, хотя ты –
ведьмак, а ведьмаки на то и созданы, чтобы таких чудов выкорчевывать. Но чуд
ничего твоей Неожиданности не сделал, потому ты и пожалел меча, прогнал его
только, дубася по крышке. Потому как ты сейчас не ведьмак вовсе, а благородный
рыцарь, который спешит на выручку похищенной и оскорбленной девушке.
Вот ты все сверлишь меня глазами, – добавил он, так и не
дождавшись ответа. – Подвохи выискиваешь, боишься, как бы вылезший на явь
секрет против тебя не обернулся. Не грызи себя. Вместе дойдем до Ины, помогая
друг другу, поддерживая взаимно. У тебя такая же цель, как у нас: продержаться
и жить. Чтобы благородную миссию продолжать. Или жить обычно, но так, чтобы в
смертный час не устыдиться. Ты думаешь, что сам изменился? Что мир изменился? А
ведь он, мир-то, каким был раньше, таким и остался. И ты тоже. Не грызи себя.
И не думай отделяться от нас, – продолжал Золтан монолог, не
обескураженный молчанием ведьмака, – я о том, чтобы идти в одиночку на юг,
через Бругге и Содден к Яруге. Надо поискать другой путь в Нильфгаард. Хочешь,
посоветую...
– Не советуй. – Геральт помассировал колено, которое
болело уже несколько дней, – Не советуй, Золтан.
Он нашел Лютика, сидевшего рядом с режущимися в гвинт
краснолюдами. Молча взял поэта за рукав и оттянул в лес. Лютик сразу сообразил,
чем дело пахнет, достаточно было одного взгляда на лицо ведьмака.
– Трепло, – тихо сказал Геральт. – Болтун. Фонтан
красноречия, черт побери! Язык бы тебе тисками зажать, болван. Удила в зубы
засунуть.
Трубадур молчал, но выражение лица у него было гордое.
– Когда народ увидел, что я начал с тобой появляться, –
продолжал ведьмак, – некоторые умники дивились такому знакомству. Их поражало,
что я позволяю тебе путешествовать со мной. Советовали, грабанув тебя где-нито
на безлюдье, задушить, выкинуть в яму от выкорчеванного дерева и присыпать
ветками и листьями. Ей-богу, жалею, что не послушался доброго совета.
– Неужто такой уж большой секрет, кто ты и что
собираешься делать? – неожиданно вспылил Лютик. – И что, мы все время
должны это скрывать и притворяться? А краснолюды... Они же вроде бы совсем наша
компания...
– У меня нет компании, – буркнул ведьмак. – Нету. И я
не хочу, чтобы она была. Мне она не нужна. Понял?
– Что ж не понять? – проговорила у него за спиной
Мильва. – И я тоже понимаю. Никто тебе не нужен, ведьмак. Ты это часто
показываешь.
– Я не веду необъявленную войну, – резко обернулся он.
– Мне не нужна компания удальцов, я иду в Нильфгаард не для того, чтобы спасти
мир, низвергнуть империю зла. Я иду к Цири. Поэтому могу идти в одиночку.
Простите, если это нехорошо прозвучит, но остальные меня не интересуют. А
теперь уйдите. Я хочу побыть один.
Когда он обернулся, оказалось, что ушел только Лютик.
– Я снова видел сон, – бросил он кратко. – Мильва, я
теряю время. Я теряю время! Я ей нужен. Ее нужно спасать.
– Говори, – сказала она тихо. – Выкинь это из себя.
Хоть и было страшно, выкинь!
– Это не было страшно. В моем сне... Она плясала.
Плясала в какой-то забитой дымом халупе. И была, черт возьми, счастлива. Играла
музыка, кто-то что-то выкрикивал... Вся халупа ходуном ходила от крика и
хохота... А она плясала, плясала, дробила каблучками... А над крышей этой
чертовой халупы, в холодном ночном воздухе.., плясала смерть. Мильва...
Мария... Я ей необходим.
Мильва отвела глаза.
– Не только ей, – шепнула она. Так, чтобы он не
услышал.
***
