На этом закончилась эпитафия Кагыру, сыну Кеаллаха,
выпущенному из гроба нильфгаардцу, утверждавшему, что он вовсе и не
нильфгаардец. Больше о нем не говорили. Поскольку Геральт, несмотря на
многократные угрозы, так и не захотел расстаться с норовистой Плотвой, на
гнедого взобрался Золтан Хивай. Краснолюд не доставал ногами до стремени, но
жеребчик был спокойный и не возражал, чтобы им командовали.
***
Ночью горизонт светился заревами, днем ленты дымов
вздымались в небо, пачкая голубизну. Вскоре они натолкнулись на сожженные
постройки, языки огня все еще ползали по обугленным балкам и конькам.
Неподалеку от пожарища сидели восемь оборванцев и пять собак, совместно
отдирающих остатки мяса с раздувшегося, частично обуглившегося конского трупа.
При виде краснолюдов пиршествующие в панике разбежались. Остался только один
человек и один пес, которых никакая опасность не в состоянии была оторвать от
торчащих гребнем ребер павшей лошади. Золтан и Персиваль пытались расспросить
человека, но узнать ничего не смогли. Человек только скулил, трясся, втягивал
голову в плечи и давился сдираемыми с костей остатками. Собака ворчала и
скалила зубы, показывая десны. Лошадиный труп жутко вонял.
Золтан и Геральт решили рискнуть и не сворачивать с дороги,
которая вскоре вывела их на очередное пожарище. Здесь сожгли крупное село,
неподалеку от которого, видимо, тоже была стычка, потому что сразу за
дымящимися развалинами вздымался свеженасыпанный курган. А невдалеке от кургана
на развилке дорог рос огромный дуб. Дуб был обвешан желудями.
И людьми.
***
– Это надо осмотреть, – решил Золтан Хивай, положив
конец дискуссиям о риске и опасности. – Подъедем ближе.
– На кой черт, – возмутился Лютик, – тебе рассматривать
висельников, Золтан? Чтобы обобрать? Так и отсюда видно, что на них даже обуви
нет.
– Дурень, меня интересует не обувь, а военная ситуация.
Развитие событий на театре военных действий? Ну, чего, ржешь? Ты поэт и не
знаешь, что такое стратегия.
– Я тебя удивлю. Знаю.
– А я тебе говорю, что ты не распознал бы стратегию,
даже если она выскочит из кустов и даст тебе под зад.
– И верно, такой бы я не узнал. Стратегию,
выскакивающую из кустов, я предоставляю краснолюдам. Висящую на дубах тоже.
Золтан махнул рукой и направился к дереву. Лютик, которому
никогда не удавалось сдержать любопытства, легонько ударил Пегаса пятками и
шагом поехал за краснолюдом. Геральт после недолгого раздумья двинулся следом.
Мильва присоединилась к нему.
Вороны, устроившие пир на трупах, при виде конников с трудом
поднялись на крыло, каркая и шумя перьями. Некоторые отлетели к лесу, другие
только перебрались на верхние ветви огромного дерева, с интересом посматривая
на Фельдмаршала Дуба, который с плеча краснолюда осыпал их матюками.
У первого из повешенных была на груди табличка с надписью
"Предатель народа", другой оказался "Коллаборационистом",
третий – "Эльфским стукачом", четвертый – "Дезертиром".
Пятой была женщина в разорванной и окровавленной ночной рубашке, поименованная
"Нильфгаардской курвой". На двух казненных табличек не было, из чего
следовало, что они попали в петли случайно.
– Прекрасно! – возликовал Золтан Хивай, указывая на
дощечки. – Видите? Здесь прошли наши войска. Наши парни перешли в наступление,
отогнали агрессора. И, как всегда, у них нашлось время на отдых и солдатские
забавы.
– И что это означает?
– Что фронт уже передвинулся, и от нильфгаардцев нас
отделяют темерские войска. Мы в безопасности.
– А дымы впереди?
– Это наши, – уверенно заявил краснолюд. – Жгут
деревни, которые давали ночлег либо жратву белкам. Говорю вам – мы уже за
линией фронта. С этого развилка начинается южный тракт, который ведет к
Армерии, укрепленному замку в вилке Хотли и Ины. Дорога смотрится прилично, по
ней можно идти. Бояться нильфгаардцев нечего.
– Где дымит, там горит, – бросила Мильва. – А где
горит, там можно обжечься. Я так думаю – дурное дело идти на огонь. Дурное дело
идти по дороге, на которой нас сразу же любой конный разъезд окружит. Заберемся
в леса.
– Здесь прошли темерцы или войско из Соддена, –
упирался краснолюд. – Мы за линией фронта. Можно не опасаясь жать по тракту:
если и встретятся войска, то наши.
– Рисковый ты мужик, Золтан, – покачала головой
лучница. – Ежели ты такой уж шибко военный, то должен знать, что у нильфов в
обычае далеко запускать конные разъезды. Здесь были темерцы. Возможно. А вот
что перед нами, мы не знаем. На юге небо аж черно от дыма, не иначе как горит
твой замок в Армерии. А значит, мы не за фронтом, а на фронте. Можем наткнуться
на войско, на мародеров, на бандитов, на белок. Пошли к Хотле, но просеками.
– Верно, – поддержал ее Лютик. – Мне тоже эти дымы не
нравятся. Даже если Темерия перешла в наступление, перед нами еще могут быть
передовые нильфгаардские части. Черные делают глубокие рейды. Выходят на тылы,
соединяются со скоя'таэлями, сеют панику и отходят. Я помню, что делалось в Верхнем
Соддене во время предыдущей войны. Я тоже считаю, что идти надо лесами. В лесах
нам ничего не грозит.
– Я бы, пожалуй, не был так-то уж уверен. – Геральт
указал на последнего повешенного, у которого, хоть он и болтался выше всех,
вместо ступней были разорванные когтями, окровавленные огрызки с торчащими
костями. – Глядите. Это работа гулей.
– Вампиров? – Золтан Хивай попятился, сплюнул. –
Трупоедов?
– Вот-вот. Ночью в лесу надо оберегаться.
– Куррррва мать! – заскрипел Фельдмаршал Дуб.
– Ну, прям мои слова, птица, – насупился Золтан Хивай.
– М-да, попали мы в переплет. Ну, так что ж? В лес, где упыри, или по дороге,
где армия и мародеры?
– В леса, – убежденно сказала Мильва. – И в самую гущу.
Лучше гули, чем люди.
***
Шли лесами, вначале осторожные, собранные, реагирующие на
каждый шорох в чаще. Однако вскоре приободрились, настроение немного
улучшилось, и темп движения восстановился. Ни гулей, ни каких-либо следов их
присутствия видно не было. Золтан в шутку бросил, что вампиры и всякая прочая
нечисть, должно быть, узнали о приближающихся войсках, и ежели чудам еще и
довелось увидеть в деле мародеров и вердэнских волонтеров, то они с перепугу
забились в самые дикие и непроходимые дебри и сидят, дрожа со страха и клацая
клыками.
– И стерегут вомпериц, жен своих и дочек, – ворчала
Мильва. – Чуды знают, что солдат в походе и овцы паршивой не пропустит. А ежели
бабские рубашки на вербе повесить, то героям хватит и дыры от сучка.
