Лютик, который долгое время не терял задора и юмора, настроил
лютню и принялся складывать соответствующий куплет о вербах, дуплах и
похотливых вояках, а краснолюды и попугай наперебой подбрасывали ему рифмы.
– О, – сказал Золтан.
– Что? Где? – спросил Лютик, приподнимаясь на стременах
и заглядывая в овраг, на который указывал краснолюд. – Ничего не вижу.
– О, – повторил Золтан.
– Не болтай, словно попугай! Что – о?
– Речка, – спокойно пояснил Золтан. – Правый приток
Хотли. Называется О.
– Аааа...
– Да ты что? – засмеялся Персиваль Шуттенбах. – Речка А
впадает в Хотлю в верховьях далеко отсюда. А это О, а не А.
Низина, по дну которой текла речушка с незатейливым
названием, заросла высокой, выше краснолюдских голов, крапивой, пронзительно
пахла мятой и сопревшей древесиной и была до предела заполнена непрекращающимся
лягушиным кваком. Берега у нее были крутые, и именно это сделало свое гиблое
дело. Телега Вэры Левенхаупт, которая с самого начала движения героически
переносила все превратности судьбы и преодолела все преграды, проиграла в
стычке с речкой О. Она вырвалась из рук спускающих ее к воде краснолюдов,
подскакивая, съехала на самое дно низинки и развалилась на мелкие куски.
– Крррва мать! – заскрежетал Фельдмаршал Дуб,
контрапунктируя хоровой крик Золтана и его компании.
***
– Откровенно говоря, – оценил Лютик, рассматривая
останки экипажа и раскиданную поклажу, – оно, может, и к лучшему. Дурной воз –
мир праху его! – только затруднял движение, вечно с ним были хлопоты. Взгляни
реально, Золтан. Согласись, нам здорово повезло, что никто на нас не напал и не
преследовал. Если б надо было быстренько драпать, пришлось бы фургон бросить
вместе со всем вашим добром, которое теперь можно спасти...
Краснолюд с негодованием отвернулся и зло забурчал себе в
бороду, но Персиваль Шуттенбах неожиданно поддержал трубадура. Поддержку, как
заметил ведьмак, сопровождало несколько многозначительных подмигиваний.
Подмигивания, по идее, должны были быть незаметными, но выразительная мимика
маленькой физиономии гнома всякую незаметность исключала.
– Поэт прав, – повторил Персиваль, кривясь и
подмигивая. – Отсюда до Хотли и Ины можно шапкой докинуть. Перед нами Фэн Карн,
сплошное бездорожье. Там тащиться с телегой было б тяжко. А если нас на Ине
встретят темерские войска, то с нашим грузом.., нам пришлось бы трудновато.
Золтан задумался, шмыгнул носом.
– Ну ладно, – наконец сказал он, поглядывая на останки
телеги, омываемые ленивым течением речки О. – Разделимся. Мунро, Фиггис, Язон и
Калеб остаются. Остальные идут дальше. Лошадей придется нагрузить торбами с
провизией и ручным инструментом. Мунро, знаешь, что делать? Лопаты есть?
– Ну!
– Только чтобы мне никаких видимых следов не осталось.
А место как следует пометьте и запомните!
– Будь в спокое.
– Догоните нас запросто. – Золтан закинул за спину
вещевой мешок и сигилль, поправил топорик за поясом. – Идем по течению О, потом
вдоль Хотли до Ины. Ну, пока.
– Интересно, – шепнула Мильва Геральту, когда
поредевший отряд двинулся в путь, провожаемый взмахами рук оставшейся позади
четверки краснолюдов. – Интересно, что такое было в тех туесах, ежели их надо
на месте закопать, а место пометить? Да еще и так, чтобы не видел никто из нас?
– Не наше дело.
– Вряд ли, – вполголоса сказал Лютик, осторожно
направляя Пегаса между обнаженными стволами, – в туесах были сменные
подштанники. У них с этим грузом связаны крупные планы. Я достаточно много с
ними болтал, чтобы сообразить, чем дело пахнет и что в их туесах может быть
спрятано.
– И что же там, по-твоему, спрятано?
– Их будущее. – Поэт оглянулся, не услышит ли кто. –
Персиваль по профессии шлифовщик камней, собирается открыть собственное дело.
Фиггис и Язон – кузнецы, говорили о кузне. Калеб Страттон намерен жениться,
родители невесты однажды уже выгнали его взашей как голодранца. А Золтан...
– Перестань, Лютик. Треплешься, словно баба. Прости, Мильва.
– Да чего уж там...
За речкой, за темной и подмокшей полосой старых посадок лес
редел, дальше пошли поляны, низкий березняк и сухие луговины. И все-таки
продвигались медленно. По примеру Мильвы, которая, стоило им тронуться, взяла
на седло веснушчатую девочку с косичками, Лютик тоже взял на Пегаса ребенка, а
Золтан усадил на гнедого жеребца двух, а сам шел рядом, держа поводья. Но
скорость не увеличилась, женщины из Кернова не поспевали за конными.
***
Уже смеркалось, когда, проплутав почти час по ярам и
оврагам, Золтан Хивай остановился, перебросился несколькими словами с
Персивалем Шуттенбахом и повернулся к остальным членам группы.
– Не галдите и не смейтесь надо мной, – сказал он, –
но, сдается мне, заблудился я. Не знаю, хрен его возьми, где мы находимся и
куда надо идти.
– Не болтай глупостей, – занервничал Лютик. – Что
значит, не знаешь? Мы же руководствуемся течением речки. А там, внизу, ведь все
еще речка О. Я прав?
– Прав. Только заметь, в какую сторону она течет.
– Елки... Невероятно!
– Вероятно, – угрюмо сказала Мильва, терпеливо выбирая
сухие листики и хвою из волос веснушчатой девочки. – Мы заплутали среди
оврагов. Река вертит, выкручивает подковы. Мы – на излучине.
– Но это все еще речка О, – упирался Лютик. – Если держаться
речки, заплутать невозможно. Речкам доводится выписывать кренделя, согласен, но
в конце концов все они обязательно куда-то впадают. Таков закон природы.
– Не мудри, певун, – поморщился Золтан. – Заткнись. Не
видишь, я думаю?
– Нет. По тебе не видно. Повторяю, надо двигаться
берегом речки и тогда...
– Перестань, – буркнула Мильва. – Ты городской. Твой
закон природы стенами обложен, там твои мудрости, может, чего и стоят. А ты
глянь кругом. Долина изрыта оврагами, берега крутые, заросшие. Как ты собираешься
идти вдоль речки? По склону яра вниз, в заросли и болото, потом обратно наверх,
снова вниз, обратно наверх, коней за вожжи тащить? Два оврага осилишь, а на
третьем пластом свалишься. Мы женщин и детей везем. Лютик. А солнце того и жди
сядет.
– Заметил. Ну ладно, молчу. Послушаем, что предложат
привычные к лесам следопыты.
Золтан Хивай хватил по голове матерящегося попугая, накрутил
на палец клок бороды, зло рванул.
– Персиваль?!
