– Отзынь от него, – сказала Мильва. – Пусть спит.
***
Стоящий на краю села овин исходил музыкой, музыка дошла до
них еще прежде, чем они подъехали, и взбудоражила. Они начали невольно
раскачиваться в седлах медленно ступающих лошадей, вначале следуя глухому ритму
барабана и басетлей, потом, когда подъехали ближе, в такт мелодии, которую пели
пищалки и гусли. Ночь была холодная, в свете полной луны овин с прорывающимися
сквозь щели в досках проблесками казался сказочным, волшебным замком.
Из ворот овина вырывался гул и свет, мерцающий от теней
пляшущих пар.
Стоило им войти, как музыка оборвалась, расплылась
протяжным, фальшивым аккордом. Расплясавшиеся и потные кметы расступились,
освобождали глинобитный пол, собрались вдоль стен и подпирающих крышу столбов.
Цири, шедшая рядом с Мистле, видела расширенные от страха глаза девушек,
замечала твердые, решительные взгляды мужчин и парней готовых на все. Слышала
усиливающийся шепот и гул, перебивающий сдержанное гудение дудок, мушиное
пиликанье скрипок и гуслей. Шепот. Крысы... Крысы... Разбойники.
– Не пугайтесь, – громко сказал Гиселер, бросая
онемевшим музыкантам плотно набитый позвякивающий мешочек. – Мы приехали
повеселиться. Ведь гулянье для всех, разве нет?
– Где ваше пиво? – тряхнул мешочком Кайлей. – И где
ваше гостеприимство?
– И почему здесь так тихо? – обвела помещение взглядом
Искра. – Мы ехали с гор на гулянье. Не на тризну!
Кто-то из кметов наконец переборов страх, подошел к Гиселеру
с пенящимся глиняным кувшином. Гиселер принял с поклоном, выпил, и по обычаю
любезно поблагодарил. Несколько парней крикнули, мне, давайте плясать. Но
остальные молчали.
– Эй, кумовья! – снова закричала Искра. – Плясать хочу,
да, похоже, для начала надо вас растормошить!
У стены овина стоял тяжелый стол, уставленный глиняной
посудой. Эльфка хлопнула в ладони, ловко запрыгнула на дубовую столешницу.
Кметы поспешно пособирали посуду, а ту, которую убрать не успели, Искра
сбросила широким пинком.
– Ну, господа музыканты... – подбоченилась она, тряхнув
волосами. – Покажите, на что способны! Музыка!
Она быстро отбила каблуками ритм. Повторил барабан,
подхватили басетля и свирель. Вступили дудка и гусли, усложняя, призывая Искру
сменить шаг и ритм. Эльфка, яркая и легкая, как бабочка, легко подстроилась,
заплясала. Кметы принялись хлопать в ладоши.
– Фалька! – крикнула Искра, щуря удлиненные броским
макияжем глаза. – С мечом-то ты ловкая! А в пляске? Поддержишь?
Цири сбросила с плеча руку Мистле, отвязала с шеи платочек,
сняла берет и курточку. Одним прыжком оказалась на столе рядом с эльфкой. Кметы
подбодрили криком, барабан и басетля загудели, стонуще запели дудки.
– А ну, музыканты! – вскрикнула Искра. – Вовсю! И
быстрей!
Уперев руки в бока и резко откинув волосы, эльфка задробила
ногами, заплясала, отбила каблуками быстрое, ритмичное стаккато. Цири,
захваченная ритмом, повторила ее движения. Эльфка рассмеялась, подпрыгнула,
сменила ритм. Цири резким движением головы стряхнула со лба волосы, повторила
точно один к одному. Обе заплясали синхронно, одна – зеркальное отражение
другой. Кметы орали, подбадривали. Гусли и скрипки взвились высоким пением,
разрывая в клочья размеренное гудение басетлей и стон дудок.
Они плясали, выпрямившись тростинками, касаясь друг друга
локтями упирающихся в бедра рук. Подковки каблуков отбивали ритм, стол трясся и
гудел, в свете сальных свечей и факелов клубилась пыль.
– Шибчей! – подгоняла музыкантов Искра. – А ну, жизни!
Жизни!
Это была уже не музыка, это было безумие!
– Пляши, Фалька! Забудь обо всем! Про все! Про всех!
Каблук, мысок, каблук, мысок, каблук, шаг и прыжок, движение
плеча, кулаки в бока, каблук, мысок. Стол трясется, свет качается, колеблется
толпа, все колеблется, весь овин пляшет, пляшет, пляшет... Толпа орет. Гиселер
орет. Ассе орет. Мистле хохочет, хлопает, все хлопают и топают, дрожит овин,
дрожит земля, дрожит мир! Мир? Какой мир? Нет никакого мира, нет ничего, есть
только пляска, пляска... Каблук, мысок, каблук... Локоть Искры... Горячка,
горячка... Уже только ржут скрипки, свирели, басетли и дудки, барабанщик только
поднимает и опускает палочки, он больше не нужен, такт отбивают они. Искра и
Цири, их каблуки, так что гудит и раскачивается стол, гудит и раскачивается
весь овин... Ритм, ритм. Ритм в них, музыка в них, музыка – они сами! Темные
волосы Искры пляшут надо лбом и на плечах. Струны гуслей надрываются
лихорадочным, огненным, взвивающимся до самых высот пением. Кровь бьется в
висках.
Исступление! Забвение!
"Я – Фалька! Я всегда была Фалькой! Пляши, Искра!
Хлопай, Мистле!" Скрипки и дудки обрывают мелодию резким, высоким
аккордом, Искра и Цири заканчивают пляску одновременно барабанной дробью
каблуков, не отрывая друг от друга локтей. Дышат обе, распаленные, мокрые,
вдруг прижимаются одна к другой, обнимают, обдают друг друга потом, жаром и
счастьем. Сарай взрывается единым криком, заполняется громом рукоплесканий.
– Фалька, ты дьяволица! – тяжело дышит Искра. – Когда
нам надоест разбойничать, пойдем в мир зарабатывать на жизнь плясками...
Цири тоже дышит тяжело, неровно. Не может произнести ни
слова. Только судорожно смеется. По щекам текут слезы.
В толпе вдруг раздается крик, возникает суматоха. Кайлей
сильно толкает могучего кмета, кмет толкает Кайлея, они схватываются, мелькают
поднятые кулаки. Подскакивает Рееф, при свете факелов вспыхивает кинжал.
– Нет! Стоять! – пронзительно кричит Искра. – Никаких
драк. Это ночь плясок!
Эльфка берет Цири за руку, обе соскакивают на пол.
– Музыканты, играть! Кому не терпится показать свое
умение? Давайте с нами! Ну, кто смел?
Монотонно гудит басетля, в гул врывается протяжный стон
дудок, потом высокое пение гуслей. Кметы хохочут, тыркают друг друга кулаками,
перебарывают страх и смущение. Один, широкоплечий и светловолосый, хватает
Искру. Другой, помоложе и постройнее, неуверенно кланяется Цири. Цири гордо
вскидывает голову, но тут же улыбается. Паренек обнимает руками ее талию, Цири
кладет свои руки ему на плечи. Прикосновение пронзает ее огненной стрелой,
заполняет пульсирующим желанием.
– Живее, музыканты! Живее!
Овин дрожит от крика, вибрирует ритмом и мелодией.
Цири пляшет.
