– Не ехидничай. Следы вампирьих укусов должен был
встречать не раз и не два. Тебе когда-нибудь доводилось видеть, чтобы вампир
раздирал жертву в клочья?
– Чего нет, того нет.
– В случае высших вампиров – никогда, – тихо сказал
Эмиель Регис. – Из того, что мне известно, таким ужасным обрагом людей не
калечат ни альп, ни катакан, ни муля, ни брукса, ни носферат. А вот фледер и
экимма очень грубо обходятся с жертвами.
– Браво! – Геральт взглянул на него с искренним
восхищением, – Ты не упустил ни одного вида вампиров. И не назвал ни одного
мифического, существующего -только в сказках. Да уж – знания поразительные.
Следовательно, ты не можешь не знать, что экиммы и фледеры в нашем
климатическом поясе не встречаются.
– Тогда что же? – фыркнул Золтан, размахивая ясеневой
палкой. – Кто же тогда в нашем поясе разорвал ту бабу и парня? Сами, что ли,
себя в приступе отчаяния разорвали?
– Перечень существ, которым можно приписать такой
поступок, достаточно велик. Открывает его стая одичавших собак, нередкое
несчастье военных лет. Вы не представляете себе, на что способны такие псы.
Половину жертв, приписываемых чудовищам Хаоса, в действительности следует
отнести на счет одичавших дворняг.
– Значит, чудовищ ты исключаешь?
– Отнюдь. Это могла быть стрыга, гарпия, гравейр,
гуль...
– Не вампир?
– Скорее всего нет.
– Кметы упоминали какого-то жреца, – напомнил Персиваль
Шуттенбах. – Как думаете, жрецы разбираются в вампирах?
– Некоторые разбираются во многом, к тому же неплохо,
их мнение, как правило, стоит выслушать. К сожалению, это относится не ко всем.
– Особенно не к тем, которые валандаются по лесам с
беженцами, – фыркнул краснолюд. – Скорее всего это какой-то отшельник, темный
пустынник из глухомани. Направил кметскую экспедицию на твое кладбище, Регис.
Собирая мандрагору при лунном свете, ты никогда не замечал там какого-нибудь
вампира? Даже малюсенького? Крохотного?
– Никогда, – усмехнулся цирюльник. – И ничего
странного. Вампир, как вы только что слышали, летает во тьме на нетопыриных
крыльях без шума и шороха. Его легко прозевать.
– И легко увидеть там, где никогда не было и нет, –
подтвердил Геральт. – В молодости я не раз тратил втуне время и энергию,
гоняясь за привидениями и плодами предрассудков, которых видела и красочно
описывала вся деревня с солтысом во главе. А однажды я два месяца просидел в
замке, который якобы облюбовал себе вампир. Вампира не было. Но кормили
отменно. Первое, второе и.., компот.
– Однако у тебя, несомненно, бывали случаи, когда слухи
о вампирах имели под собой почву, – сказал Регис, не глядя на ведьмака. –
Тогда, думается, время и энергия не пропадали втуне. Чудовище погибало от
твоего меча?
– Случалось.
– Так или иначе, – сказал Золтан, – кметам повезло. Я
думаю подождать у них в лагере Мунро Бруйса и парней, да и нам отдых не
повредит. Кто бы ни пришиб бабу и парня, ему не позавидуешь, если в лагере
будет ведьмак.
– Ну, коли уж об этом речь, – стиснул зубы Геральт, –
то убедительно прошу не болтать, кто я такой и как меня зовут. В первую очередь
это касается тебя, Лютик.
– Воля твоя, – кивнул краснолюд. – Наверно, у тебя есть
к тому причины. Хорошо, что вовремя нас упредил, потому как лагерь уже видно.
– И слышно, – подтвердила Мильва, прервав долгое
молчание. – Шуму-то, шуму – страсть!
– Мы слышим, – сделал мудрую мину Лютик, – обычную
симфонию лагеря беженцев. Как всегда, расписанную на несколько сотен
человеческих глоток, не меньшее количество мычащих коров, блеющих овец и
гогочущих гусей. Сольные партии в исполнении скандалящих баб, дерущихся детей,
поющего петуха, а также, если не ошибаюсь, осла, которому сунули репей под
хвост. Симфония называется: "Человеческое сборище в борьбе за
выживание".
– Симфония, – заметил Регис, шевеля крылышками
породистого носа, – как всегда, одоро-акустическая. От борющегося за выживание
человечества несет изумительным ароматом вареной капусты, блюда, без которого,
видимо, долго продержаться невозможно. Характерный ароматический привкус
создают также эффекты удовлетворения физиологических потребностей, справляемых
где попало, чаще же всего по периметру лагеря. Никогда не мог понять, почему
борьба за выживание воплощается в нежелании копать выгребную яму.
– Порази вас дьявол с вашей болтовней, – занервничала Мильва.
– Полсотни пустых слов, когда хватило бы трех: воняет капустой и говном.
– Капуста и говно всегда идут в паре, – сентенциозно
изрек Персиваль Шуттенбах. – Одно приводит в движение другое. Перпетуум мобиле.
***
Стоило им вступить в шумный и вонючий лагерь между кострами,
телегами и шалашами, как они незамедлительно оказались в центре внимания всех
собравшихся беженцев, которых было никак не меньше, а то и больше двух сотен.
Интерес этот быстро и почти невероятно возрос: неожиданно кто-то крикнул,
неожиданно кто-то завыл, неожиданно кто-то кинулся кому-то на шею, кто-то
принялся дико хохотать, а кто-то столь же дико рыдать. Возникло сильнейшее
замешательство. Из какофонии мужских, женских и детских выкриков трудно было
вначале понять, в чем дело, но наконец все объяснилось. У шедших с ними женщин
из Кернова отыскались в лагере муж и брат, которых те уже считали погибшими
либо пропавшими без вести в военной заварухе. Радости и слезам не было конца.
– Такая банальная мелодрама, – убежденно сказал Лютик,
указывая пальцем на трогательную сцену, – может случиться только в реальной
жизни. Попытайся я таким манером закончить одну из своих баллад, меня б подняли
на смех.
– Несомненно, – подтвердил Золтан. – Однако такая
мелодраматическая банальность радует. На сердце легчает, когда видишь, что
судьба кому-то дарит, а не отнимает. Ну – бабы с возу... Вел, вел, аж наконец
довел. Пошли, нечего стоять.
Ведьмак хотел было предложить немного повременить, надеясь,
что какая-нибудь из женщин сочтет нужным хотя бы словом поблагодарить
краснолюда. Но тут же раздумал, видя, что его надеждам не суждено оправдаться.
Обрадованные встречей женщины вообще забыли об их существовании.
– Чего стоишь? – быстро глянул на него Золтан. – Ждешь,
когда тебя цветами обсыпят? Медком помажут? Собираемся, нечего нам тут делать.
– Ты прав.
Далеко они не ушли. Их остановил тоненький голосок
веснушчатой девочки с косичками. В руке у нее был большой букет полевых цветов.
