– Спасибо вам, – задыхаясь от быстрого бега, пропищала
она, – что вы охраняли меня, и братика, и маму. Что были добрые к нам и вообще.
Я нарвала вам цветочков.
– Спасибо, – сказал Золтан Хивай.
– Вы добрые, – добавила девчушка, прикусив кончик
косички. – Я ни капельки не верю тому, что говорит моя тетка. Вы совсем-совсем
никакие не паршивые подземные карлы. Ты, дяденька, не седой выродок из ада, а
ты, дядя Лютик, вовсе никакой не кичливый индюк. Неправду она говорила, моя
тетка. А ты, тетя Мильва, вовсе никакая не разбойница с луком, а тетя Мария, и
я тебя люблю. Тебе я нарвала самых красивых цветочков.
– Спасибо, – сказала Мильва чуть-чуть изменившимся
голосом.
– От всех нас спасибо. – добавил Золтан. – Эй,
Персиваль, паршивый подземный карл, дай-ка ребенку что-нибудь на прощание. Не
завалялся ли у тебя в кармане какой-нибудь ненужный камень?
– Завалялся. Держи, мазеличка. Это алюмосиликат
бериллия, популярно называемый...
– Изумрудом, – докончил краснолюд. – Не забивай ребенку
голову, все равно не запомнит.
– Ой, какой красивый! Зелененький! Спасибо!
Большое-пребольшое!
– Играй на здоровье.
– И не потеряй, – буркнул "кичливый индюк"
Лютик. – За этот камушек можно купить небольшую усадьбу.
– А, брось. – Золтан приладил к колпаку полученные от
девочки васильки. – Камень как камень, о чем говорить. Бывай здорова, малявка.
А мы пойдем, присядем где-нибудь у брода, подождем Бруйса, Язона и других. Они
вот-вот должны быть. Странно, что их так долго не видать. Забыл, дубом меня
хрясть, отобрать у них карты. Спорю, сидят где-нибудь и режутся в гвинт!
– Коней надо накормить, – сказала Мильва. – И напоить.
Пошли к реке.
– Может, и для нас найдется какая-никакая теплая еда, –
добавил Лютик. – Персиваль, пошукай в лагере, воспользуйся своим носярой на
пользу народу. Подсядем там, где вкуснее готовят.
К их легкому удивлению, доступ к реке охранялся. Стерегущие
водопой мужики потребовали по грошу за коня. Мильва и Золтан взъярились не на
шутку, но Геральт, не желая скандала и связанного с ним шума, успокоил их, а
Лютик выложил найденные на дне кармана монеты.
Вскоре обнаружился Персиваль Шуттенбах, злой и грустный.
– Нашел поесть?
Гном высморкался и вытер пальцы о шерсть проходившей мимо
овцы.
– Нашел, только не знаю, хватит ли нас на нее. Здесь за
все требуют деньги, а цена – хошь стой, хошь падай! Мука и крупы – крона за
фунт. Тарелка жидкого супа – два нобиля. Котелок пойманных в Хотле вьюнов стоит
столько, сколько в Диллингене фунт вяленого лосося...
– А фураж?
– Талер за мерку овса.
– Сколько-сколько? – взорвался краснолюд. – Сколько?
– Сколь-сколь, – буркнула Мильва. – Лошадей спроси,
сколь. Падут, если заставим траву щипать! Впрочем, здесь и травы-то нет.
Против очевидных фактов не попрешь. Не помогла и бурная
торговля с владельцем овса. Парень отобрал у Лютика остатки денег, получил
несколько ругательств от Золтана, впрочем, нисколько не обидевшись. А кони
охотно сунули морды в мешки с кормом.
– Чертовы обдиралы! – верещал краснолюд, разряжая
злость ударами палки по колесам телег, мимо которых проходил. – Как они еще
дышать позволяют задарма, не требуют полгрошика за вдох. Или пятак за.., кучу!
– Высшие физиологические потребности, – вполне серьезно
заметил Регис, – таксированы соответственно. Видите натянутую на жерди палатку?
И мужика, что стоит рядом? Он торгует прелестями собственной дочери. Цена –
договорная. Я только что видел, как он принял курицу.
– Хреновое же у вас будущее, люди, – угрюмо бросил
Золтан Хивай. – Каждое разумное творение на этом свете, попав в беду, нужду и
несчастье, присоединяется к собратьям, потому что вместе легче переждать худое
время. Один другому помогает. А у вас, людей, каждый только и знает, как бы на
чужой беде нажиться. В голод пищей не поделится, пожирает тех, кто послабее.
Такое поведение объяснимо у волков, ибо дает выжить самым здоровым и сильным.
Но у разумных рас такая селекция обычно позволяет выжить и командовать другими
самым большим подлецам. Выводы и прогнозы сделайте сами.
Лютик резко возразил, приведя известные ему примеры еще
большей обдираловки и торгашества среди краснолюдов, но Золтан и Персиваль
заглушили его, одновременно проиграв на губах протяжные звуки, имитирующие
пускание ветров, что у обеих разумных рас выражало пренебрежение к аргументам
оппонента. Конец начавшейся было ссоре положило неожиданное появление группы кметов,
предводительствуемых уже знакомым по охоте на вампиров стариканом в фетровом
колпаке.
– Мы касательно Лаптя, – сказал один из кметов.
– Не покупаем, – в унисон буркнули краснолюд и гном.
– Энто тот, которому башку пробили, – быстро пояснил
другой кмет, – мы его женить замышляли.
– Не возражаю, – зло сказал Золтан. – Всего ему
наилучшего на новом жизненном пути. Желаю здоровья, счастья, успехов в делах и
личной жизни.
– И множества маленьких Лаптят, – добавил Лютик.
– Ну-ну, милсдари, – сказал кмет. – Вам бы все хиханьки
да хаханьки, а как нам его таперича женить-то? Ежели он опосля того, как вы ему
в умишко долбанули, вовсе дурной стал, дня от ночи не отличает?
– Ну, не так уж все паршиво, – буркнула Мильва, глядя в
землю. – Мнится мне, ему уж полегчало. Гораздо лучше, чем с самого с ранья.
– Не знаю я, какой Лапоть с самого с ранья был, –
возразил кмет, – а только видел, как стоял он перед оглоблей, торчком
торчавшей, и втолковывал той оглобле, какая она красна девка. Э, чего тут
болтать, скажу коротко: гоните штрах за убивство.
– Чего-чего?
– Кады лыцарь кмета прибьет, должон штрах платить. Так
в законе сказано.
– Я не рыцарь! – рявкнула Мильва.
– Это во-первых, – поддакнул Лютик. – Во-вторых, это
был несчастный случай. В-третьих, Лапоть жив, значит, не может быть и речи о
штрафе за убийство. Самое большее – о компенсации, то есть возмещении ущерба. А
в-четвертых, у нас нет денег.
– Тады отдавайте конев.
– А ху-ху не хо-хо? – Глаза Мильвы зловеще прищурились.
– Да ты, похоже, вконец сбрендил, кметок! Гляди не переусердствуй.
– Крррва мать! – заскрежетал Фельдмаршал Дуб.
