– Вот, прямо в самое суть попала птица, – протяжно
сказал Золтан Хивай, похлопывая по засунутому за пояс топорику. – Чтоб вы
знали, мужики, у меня тоже не самое лучшее мнение о матерях тех типов, у
которых только и мыслей, как заработать, пусть даже на раздолбанной башке
сородича. Двигайте отсюда, люди. Если уйдете немедленно, обещаю – гнаться не
стану.
– Не хочите платить, дык пусть вас вышние власти рассудют.
Краснолюд скрипнул зубами и уже потянулся к топорику, но
Геральт схватил его за локоть.
– Спокойно. Так ты намерен разрешить проблему?
Укокошить их?
– Почему сразу уж – укокошить? Достаточно порядком
покалечить.
– Хватит, черт побери, – прошипел ведьмак, потом
обратился к кмету:
– Кто у вас тут вышняя власть, о которой ты говорил?
– Староста наш лагерный, Эктор Ляабс, солтыс из
пожженной Брэзы.
– Ведите к нему. Как-нибудь договоримся.
– Он таперича занятый, – сказал кмет. – Суд над
чаровницей чинит. Вона, видите, какая тамотки толпишща, возле клена. Ведьму
схватили, котора с вомпером в сговоре была.
– Снова вампир, – развел руками Лютик. – Слышите? Они
опять за свое. Если не могилы раскапывать, так чародеек ловить, соучастниц
вампирьих. Люди, а может, вместо того чтобы орать, сеять и урожаи собирать, вам
сподручней было б ведьмаками стать?
– Вам бы токмо, говорю, шутковать, – сказал кмет. – Да
смефуечки-смефуйки разводить! Жрец тута есть, а жрец – он повыше ведьмака
будет. Повернее. Жрец сказал, что вомпер завсегда на пару с чаровницей свои
дела обделывает. Чаровница призывает упыря и жертвы нему указывает, а всем
глаза морочит, чтоб, значит, не видели ничего.
– И оказалося, что оно всамделе так и есть, – добавил
второй. – Промеж собой ведьму-предательницу вырастили. На своей груде. Но жрец
ее чары распознал, и таперича мы ее спалим.
– А как же иначе, – проворчал ведьмак. – Ну что, глянем
на этот ваш суд. И поговорим со старостой о несчастье, приключившемся с дурным
Лаптем. Подумаем о подходящем решении. Правда, Персиваль? Ручаюсь, в одном из
твоих карманов отыщется еще какой-нибудь завалящий камушек. Ведите, люди.
Процессия двинулась к раскидистому клену, под которым, и
верно, черно было от возбужденных людей. Ведьмак, немного поотстав, попытался
заговорить с одним из кметов, у которого физиономия казалась более или менее
приличной.
– Что за чародейка? Действительно занимается магией?
– Эх, господин, – буркнул тот. – Не знаю я ничего.
Приблудная энто девка, чужая. По-моему, малость умом тронутая. Взрослая, а все
с детишками малыми играла, и сама как дите, ее спросишь, а она в ответ ни бе ни
ме. Но я ничего не знаю. Навроде все говорят, что она с вомпером того, ну,
трахивалась и волшебствовалась.
– Все, кроме нее самой, – тихо бросил шедший рядом с
ведьмаком Регис. – А когда ее об этом спрашивают, она в ответ ни бе ни ме. Так
я думаю.
На более детальные рассуждения времени не хватило, потому
что они уже подошли к клену. Толпа пропустила их, правда, не без помощи Золтана
и его ясеневого дрына.
К обрешетке нагруженного мешками воза была привязана девушка
лет шестнадцати, руки у нее были широко раскиданы. Девушка едва касалась земли
пальцами ног. В тот момент, когда они подошли, с ее худых плеч сдирали рубашку,
на что связанная прореагировала вращением глаз и глуповатой смесью хихиканья и
плача.
Рядом был разожжен костер. Кто-то заботливо раздувал уголья,
кто-то другой хватал клещами подковы и аккуратно укладывал их в самый жар. Над
толпой носился возбужденный вопль жреца.
– Подлая колдунья! Безбожная женщина! Признай истину!
Нет, вы только гляньте на нее, люди, упилась какого-то зелья! Взгляните только
на нее! У нее на лице так и написано чародейство!
Жрец был худ, лицо у него было сухощавое и темное как
вяленая рыба. Черная одежда висела на нем, как на жерди. На шее посверкивал
священный символ. Геральт не мог разглядеть, какого божества, впрочем, он в
этом и не разбирался. Быстро разрастающийся последнее время пантеон мало его
интересовал. Однако жрец, несомненно, принадлежал к одной из самых новых
религиозных сект. Те, что постарше, занимались более полезными делами, нежели
ловлей девушек, распинанием их на обрешетках телег и науськиванием суеверной
толпы.
– С первых дней истории женщина была и остается сосудом
всяческого зла! Орудием Хаоса, соучастницей заговоров против мира и рода
человеческого! Женщиной управляет только телесное сладострастие! Потому так
охотно она демонам служит, чтоб можно было похоть свою ненасытную и свои натуре
противные вожделения ублажать!"
– Сейчас кое-что узнаем о женщинах, – буркнул Регис. –
Это фобия в чистой, клинической форме. Святому мужу, видать, частенько снится
vagina dentata.
– Могу поспорить, что все гораздо хуже, – проворчал
Лютик. – Голову дам на отсечение, он даже наяву не перестает мечтать об
обычной, беззубой. И семя ударило ему в голову.
– А заплатит за это недоразвитая девушка.
– Если не найдется кто-нибудь, – проворчала Мильва, –
кто удержит черного дурня.
Лютик многозначительно и с надеждой взглянул на ведьмака, но
Геральт отвел глаза.
– А от чего же, как не от бабского чародейства, все
наши теперешние беды? – продолжал выкрикивать жрец, – Кто, как не чаровницы,
предал королей на острове Танедд да покушение на короля Редании устроил? Кто,
как не эльфская ведьма из Доль Блатанна, насылает на нас белок! Теперь-то
видите, до какого зла довело нас цацканье с чародейками! Потакание их
мерзопакостным делишкам! Закрывание глаз на их самоуправство, зазнайство,
богатства! А кто тому виной? Короли! Зазнавшиеся владыки отреклись от богов,
отстранили жрецов, отобрали у них управление и места в советах, а омерзительных
чаровниц осыпали почестями и златом? И вот теперь пожинают плоды!
– Ага! Так вот где вампир зарыт, – проговорил Лютик. –
Ты ошибся, Регис. Тут речь о политике, а не о зубастой вагине.
– И о деньгах, – добавил Золтан Хивай.
– Воистину, – надрывался жрец, – говорю вам, прежде чем
ринуться на борьбу с Нильфгаардом, надобно очистить от этих отвратниц
собственный дом! Выжжем каленым железом эту язву! Очистимся огнем! Не позволим
жить тем, кои занимаются волшебством!
– Не позволим! На костер ее! Привязанная к телеге
девушка истерически захохотала, завращала глазами.
