Лютик застонал, пытаясь повернуться и устроиться хоть
немного поудобнее. Однако это была задача, невыполнимая для человека, лежащего
в куче осыпающихся стружек и Опилок и связанного веревками наподобие
подготовленного к копчению свиного рулета.
– Не повесили нас сразу, – ойкнул он. – Вся надежда...
В этом вся наша надежда...
– Успокойся. – Ведьмак лежал не двигаясь, глядя на
луну, просвечивающую сквозь щели в крыше дровяного сарая. – Знаешь, почему
Виссегерд не повесил нас сразу? Потому что решил казнить публично, на рассвете,
когда весь корпус соберется уходить. В пропагандистско-воспитательных целях.
Лютик умолк. Геральт слышал, как он сопит и постанывает.
– У тебя-то есть шансы вывернуться, – сказал он, чтобы
успокоить поэта. – Мне Виссегерд собирается отомстить за личную обиду, а против
тебя он ничего не имеет. Твой знакомый граф вытащит тебя из беды, вот увидишь.
– Хрен вам, – ответил бард, к удивлению ведьмака
спокойно и совершенно рассудительно, – хрен вам, хрен и дерьмо. Не считай меня
ребенком. Во-первых, в пропагандистско-воспитательных целях два висельника
лучше, чем один. Во-вторых, он не захочет оставлять в живых свидетелей. Нет,
брат, будем болтаться рядышком.
– Перестань, Лютик. Лежи тихо и обдумывай возможности.
– Какие еще возможности, черт побери?
– Любые.
Болтовня поэта мешала ведьмаку собраться с мыслями, а мыслил
он интересно. Все время ждал, что в сарай вот-вот ввалятся люди из темерской
войсковой разведки, которые, несомненно, были в корпусе Виссегерда.
Разведку наверняка заинтересовали бы подробности событий в Гарштанге
на острове Танедд. Геральт почти не знал подробностей, однако понимал, что
прежде чем агенты в это поверят, он уже будет очень, очень больным. Вся его
надежда основывалась на том, что ослепленный жаждой мести Виссегерд не
разболтал о его поимке. Разведка могла бы попытаться вырвать пленников из
когтей взбешенного маршала, чтобы забрать их в главную квартиру. Вернее,
потащить в главную квартиру то, что останется от них после первых допросов.
Меж тем поэт придумал "возможность".
– Геральт! Давай прикинемся, будто знаем что-то очень
важное. Что мы действительно шпионы или нечто подобное. Тогда...
– Умоляю тебя, Лютик!
– Можно попытаться подкупить стражу. У меня есть
немного денег. Дублоны, зашитые в подкладку сапога. На черный день... Давай
крикнем стражников...
– И они отберут у тебя все да еще и поколотят. Поэт
заворчал, но тут же умолк. С майдана долетали крики, конский топот и – что хуже
всего – запах солдатской гороховой похлебки, за миску которой Геральт отдал бы
всю стерлядку и все трюфели мира. Стоящие перед сараем стражи лениво
переговаривались, похохатывали, время от времени кашляли и отплевывались.
Стражи были профессиональными солдатами, это чувствовалось по фразам,
составленным почти исключительно из местоимений и изысканно-грязных ругательств.
– Геральт!
– – Ну?
– Интересно, что сталось с Мильвой... С Золтаном,
Персивалем, Регисом... Ты их не видел?
– Нет. Вполне возможно, что во время стычки их зарубили
или потоптали конями. Там, в лагере, труп на трупе валялся.
– Не верю, – твердо и с надеждой в голосе заявил Лютик.
– Не верю, чтобы такие ловкачи, как Золтан и Персиваль... Или Мильва...
– Не обольщайся. Даже если они выжили, нам не помогут.
– Почему?
– По трем причинам. Во-первых, у них свои заботы.
Во-вторых, мы лежим связанные в сарае в центре лагеря, насчитывающего несколько
тысяч солдат.
– А третья причина? Ты сказал – три?
– А в-третьих, – утомленно проговорил Геральт, – лимит
чудес на этот месяц исчерпала встреча керновской бабы с ее потерявшимся мужем.
***
– Там. – Цирюльник указал на светящиеся точечки
бивуачных огней. – Там форт Армерия, теперешний передовой лагерь темерских
войск, сконцентрированных под Майеной.
– Там держат ведьмака и Лютика? – поднялась Мильва на
стременах. – Да, тогда дело хреново... Там уйма вооруженного люда, да и охрана
вокруг. Нелегко будет прокрасться.
– И не надо, – ответил Регис, слезая с Пегаса. Мерин
протяжно фыркнул, отвернул морду. Ему явно не нравился щекочущий в носу
травяной аромат цирюльника.
– И не надо подкрадываться, – повторил он. – Я сделаю
все сам. Вы подождите с лошадьми там, у реки, видите – пониже самой яркой
звезды Семи Коз. Там Хотля впадает в Ину. Когда я вытащу ведьмака из беды,
направлю его туда. Там и встретитесь.
– До чего самоуверенный, – буркнул Кагыр Мильве, когда,
слезши, они оказались рядом. – Один, без всякой помощи собрался вытащить их из
беды, слышала? Кто он такой?
– Взаправду, не знаю, – тоже тихо ответила Мильва. – А
что до вытаскивания, так я ему верю. Вчера он на моих глазах голой рукой
вытащил из угольев раскаленную подкову...
– Чародей?
– Нет, – возразил из-за Пегаса Регис, демонстрируя
тонкий слух. – Разве так уж важно, кто? Я ведь не спрашиваю тебя, кто ты такой?
– Я – Кагыр Маур Дыффин аэп Кеаллах.
– Благодарю и восхищаюсь. – В голосе цирюльника
прозвучала легкая ирония. – Почти не чувствуется нильфгаардский акцент в
нильфгаардском имени.
– Я не...
– Довольно! – перебила Мильва. – Не время препираться и
канителиться. Регис, ведьмак ждет помощи.
– Не раньше полуночи, – холодно бросил цирюльник, глядя
на луну. – Значит, у нас есть время поговорить. Кто этот человек, Мильва?
– Этот человек, – взяла Кагыра под защиту явно
раздраженная Мильва, – выручил меня. Этот человек скажет ведьмаку, как только
они встретятся, что тот идет не туда, куда надо. Цири нет в Нильфгаарде.
– Действительно, любопытно. – Голос цирюльника
помягчал. – А каков источник, уважаемый Кагыр, сын Кеаллаха?
– Это долгая история.
***
Лютик уже долго молчал, когда один из стражей вдруг осекся
на полуслове, второй кашлянул, а может, охнул. Геральт знал, что их было трое,
поэтому напряг слух, но третий солдат не издал ни звука.
Геральт затаил дыхание. То, что он услышал, был не скрип
открываемых спасительных дверей сарая. Отнюдь. Это был ровный, тихий,
многоголосый храп. Стражи элементарно уснули на посту.
