Геральт вздохнул, беззвучно выругался и уже собирался было
снова погрузиться в мысли о Йеннифэр, когда медальон на его шее сильно дрогнул,
а в ноздри ударил запах полыни, базилика, кореандра, шалфея, аниса и дьявол
знает чего еще.
– Регис? – недоверчиво шепнул он, напрасно пытаясь
оторвать голову от стружек.
– Регис, – прошептал Лютик, зашуршав опилками. – Только
один он так смердит. Где ты? Я тебя не вижу...
– Тише.
Медальон перестал дрожать. Геральт услышал облегченный вздох
поэта и тут же скрип лезвия, перепиливающего веревку. Через минуту Лютик уже
стонал от боли, вызванной восстанавливающимся кровообращением, но при этом
сдерживал стоны, засунув в рот кулак.
– Геральт. – Размытая колеблющаяся тень цирюльника
возникла перед ним. – Через лагерные посты пойдете сами. Направляйтесь на
восток, на самую яркую звезду Семи Коз. Прямо к Ине. Там вас ожидает Мильва с
лошадьми.
– Помоги мне встать.
Освобожденный Регисом ведьмак постоял сначала на одной, потом
на другой ноге, кусая кулак. Кровообращение Лютика уже пришло в норму. Через
минуту ведьмак тоже был в порядке.
– Как нам выйти? – вдруг спросил поэт. – Стражники у
дверей храпят, но могут...
– Не могут, – шепотом прервал Регис. – Будьте
осторожны. Полная луна, на майдане светло от костров. Несмотря на ночную пору,
в лагере движение, но это даже к лучшему. Дозорным надоело окрикивать всех
подряд. Ну – успеха! Выходите.
– А ты?
– Обо мне не беспокойтесь. Не ждите меня и не
оглядывайтесь.
– Но...
– Лютик, – прошипел ведьмак. – О нем не беспокойся.
Слышал?
– Выходите, – повторил Регис. – Успеха. До встречи,
Геральт.
Ведьмак обернулся.
– Благодарю тебя за спасение, – сказал он. – Но лучше б
нам никогда не встречаться. Ты меня понимаешь?
– Полностью. Не теряйте времени. Охранники спали в
живописных позах, похрапывая и посапывая. Ни один не дрогнул, когда Геральт с
Лютиком проскальзывали в приотворенную дверь. Ни один не пошевелился, когда
ведьмак бесцеремонно стаскивал с двоих толстые домотканые плащи.
– Это не обычный сон, – шепнул Лютик.
– Конечно, – шепнул Геральт, незаметный в темноте у
стены сарая.
– Понимаю, – вздохнул поэт. – Регис – чародей?
– Нет. Не чародей.
– Он вытащил из огня подкову. Усыпил стражников...
– Перестань болтать и сосредоточься. Мы еще не на
свободе. Завернись в плащ и идем через майдан. Если кто-нибудь остановит,
прикинемся солдатами.
– Хорошо. В случае чего скажу...
– Мы прикинемся глупыми солдатами! Пошли. Они пересекли
площадь, держась подальше от солдат, собравшихся вокруг горящих мазниц и
бивуачных костров. По майдану во всех направлениях сновали люди, двое лишних не
бросались в глаза. Они не вызывали подозрений, никто их не окликал и не
задерживал. Быстро и без помех вышли за поломанную изгородь.
Все шло гладко, даже чересчур гладко. Геральт почувствовал
беспокойство, поскольку инстинктивно ощущал опасность. И это ощущение, вместо
того чтобы уменьшаться, усиливалось по мере удаления от центра лагеря. Он
повторял себе, что тут нет ничего странного – в центре шумного даже ночью
сборища они не обращали на себя внимания, в крайнем случае могла начаться
суета, если кто-то обнаружит усыпленных у дверей дровяного сарая охранников.
Теперь же они приближались к внешнему кольцу охраны, где посты, естественно,
должны были быть бдительнее. То, что они шли со стороны лагеря, не могло им
помочь, совеем наоборот! Ведьмак помнил о ширящемся в корпусе Виссегерда
дезертирстве и был уверен, что часовые получили приказ тщательно следить за
всеми, кто намеревался покинуть лагерь.
Луна давала достаточно света, чтобы Лютик мог идти не на
ощупь. Ведьмак же при таком освещении видел не хуже, чем днем, и это помогло им
обойти два пикета и переждать в кустах, пока проедет конный патруль. Впереди,
почти сразу за постами, лежал темный ольховник. Все шло гладко. Даже чересчур
гладко.
Погубило их незнание воинских порядков.
Низкая и мрачная ольховая роща манила, обещала укрытие. Но
сколько существует мир, бывалые вояки, когда им доводится выходить на охрану,
устраивались в кустах, откуда бодрствующие могли наблюдать и за возможным
неприятелем, и за собственными, чересчур ретивыми офицерами, которым вдруг
приспичило бы явиться с неожиданной проверкой.
Едва Геральт и Лютик подошли к рощице, как перед ними
выросли люди. И острия копий.
– Пароль!
– Цинтра! – не раздумывая, выпалил Лютик. Солдаты
дружно расхохотались.
– Эх, люди, люди, – сказал один. – Ну ни на шелонг
фантазии. Ну хоть бы один что-нибудь новенького придумал. Так нет же,
"Цинтра" – и вся недолга. По печке затосковали, а? Порядочек. Ставка
такая же, что и вчера.
Лютик громко скрежетнул зубами. Геральт оценил ситуацию н
шансы. Оценка получалась явно не в их пользу.
– Ну, чего умолкли? – подгонял солдат. – Хотите пройти,
гоните пошлину, а мы прикроем глаза. Да пошибчей, того и гляди обходящий
явится.
– Щас. – Поэт сменил стиль разговора и акцент. –
Присесть надыть, да сапог стянуть, потому как тама у меня...
Больше он сказать не успел. Четверо солдат повалили его на
землю, двое, зажав его ноги своими, стянули сапоги. Тот, что спрашивал о
пароле, отодрал с внутренней стороны голенища подкладку. Что-то со звоном
посыпалось.
– Золото! – рявкнул старший. – А ну, разуйте энтого
второго! Да кликните проверяющего!
Однако разувать и вызвать было некому, потому что часть
патрульных кинулась на колени в поисках рассыпавшихся меж листьев дублонов,
остальные же яростно дрались за овладение вторым сапогом Лютика. "Теперь
или никогда", – подумал Геральт и тут же саданул старшего в челюсть, а
пока тот падал, хватил его по голове. "Золотоискатели" этого даже не
заметили. Лютик, не ожидая приглашения, вскочил и помчался сквозь кусты, за ним
на ветру, словно вымпелы, развевались онучи. Геральт бежал следом.
– Хватай! Хватай! – вопил поваленный старшой, тут же
поддержанный товарищами. – Разводящий!
– Мерзавцы! – взвизгнул на бегу Лютик. – Стервецы!
Деньги отобрали!
– Береги дыхание, дурень! Лес видишь? Ну, бегом,
быстрей!
