Кагыр после разговора скрылся в кустах и не показывался.
Мильва и Лютик искали чего бы поесть. В пригнанной течением лодке удалось под
сетями обнаружить медный котел и корзину с овощами. Они поставили в прибрежном
заливчике найденную в лодке ивовую вершу, а сами бродили у берега и колотили
палками по водорослям, чтобы загнать в ловушку рыб. Поэт уже чувствовал себя
хорошо, ходил павлином, геройски задрав голову.
Геральт был задумчив и зол.
Мильва с Лютиком вытащили вершу и начали ругаться, потому
что вместо ожидаемых сомов и карпов там серебрилась и трепыхалась мелочь.
Ведьмак встал.
– Идите-ка сюда оба! Бросьте свой вентерь и идите сюда.
Хочу вам кое-что сказать...
– Возвращайтесь домой, – начал он без вступлений, когда
они подошли, мокрые и воняющие рыбой. – На север, в сторону Махакама. Дальше я
поеду один.
– Что?
– Расходятся наши пути, Лютик. Хватит играться.
Возвращаешься домой стихи писать. Мильва проводит тебя через леса... В чем
дело?
– Ни в чем. – Мильва резко откинула волосы с плеча. –
Ни в чем. Продолжай, ведьмак. Интересуюся, что скажешь.
– Мне больше нечего сказать. Я еду на юг, на тот берег
Яруги. Через захваченную нильфгаардцами территорию. Путь опасный и дальний. А я
больше не могу оттягивать. Поэтому поеду один.
– Отделавшись от неудобного груза, – покачал головой
Лютик. – Гири у ноги, сдерживающей движение и доставляющей хлопоты. Иными
словами – меня.
– И меня, – добавила Мильва, глядя в сторону.
– Послушайте, – сказал Геральт уже гораздо спокойнее. –
Это мое, лично мое дело. Совсем не ваше. Я не хочу, чтобы вы подставляли шеи за
то, что касается исключительно меня...
– Это касается исключительно тебя, – медленно повторил
Лютик. – Никто тебе не нужен. Спутники тебе мешают и тормозят движение. Ты ни
от кого не ждешь помощи. И не намерен ни на кого оглядываться. Кроме того, ты
обожаешь одиночество. Что-нибудь я забыл сказать?
– Да, – зло ответил Геральт. – Забыл сказать, что тебе
необходимо поменять свою пустую башку на другую, с мозгами. Если б та стрела
прошла дюймом правее, идиот, то сейчас вороны выклевали бы тебе глаза. Ты –
поэт, у тебя есть воображение, попытайся представить себе такую картинку.
Повторяю – вы возвращаетесь на север, я направляюсь в противоположную сторону.
Один.
– Ну и езжай, – пружинисто встала Мильва. – Может,
думаешь, я стану тебя упрашивать? Бес с тобой, ведьм! Пошли, Лютик, приготовим
чего-нибудь пожрать. Голод меня морит, а когда я твоего ведьма слушаю, мне
блевать хочется.
Геральт отвернулся. Принялся рассматривать зеленоглазых
бакланов, сушивших крылья на покрытых пометом ветках. Неожиданно почувствовал
запах трав и зло выругался.
– Ты злоупотребляешь моим терпением, Регис. Вампир,
появившийся неведомо откуда и неведомо когда, не обиделся, присел рядом.
– Надо сменить поэту повязку, – сказал он спокойно.
– Ну так иди к нему. И держись от меня подальше. Регис
вздохнул, вовсе не намереваясь отходить.
– Я только что слышал ваш разговор с Мильвой и Лютиком,
– сказал он серьезно. – Надо признать, у тебя истинный талант привлекать на
свою сторону людей. Хоть весь мир "покушается на твою добродетель",
ты пренебрегаешь и союзниками, и товарищами, которые стараются тебе помочь.
– Мир перевернулся! Вампир принимается меня учить, как
мне поступать с людьми. Что тебе известно о людях, Регис? Единственное, что ты
знаешь, это вкус их крови. Дьявольщина, я начал с тобой разговаривать?
– Начал. Мир перевернулся, – согласился вампир
совершенно серьезно. – Так, может, захочешь и совет выслушать?
– Нет. Не захочу. Он мне не нужен.
– Да, совсем забыл! Советы тебе не нужны, союзники тебе
не нужны, без спутников ты тоже обойдешься. Ведь цель твоего похода – цель
личная и особая, больше того, характер цели требует, чтобы ты реализовал ее
самолично. Риск, опасность, труд, борьба с сомнениями должны лечь на тебя.
Только и исключительно. Ибо все это элементы покаяния, искупления вины, которое
ты стремишься совершить. Этакое, сказал бы я, испытание, крещение огнем. Ты
пройдешь сквозь опаляющее, но и очищающее пламя. Сам, в одиночку. Потому что
если кто-нибудь тебя в этом поддержит, поможет, возьмет на себя хотя бы
частичку этого огненного крещения, этой боли, этого покаяния, то тем самым как
бы обеднит тебя, урвет у тебя ту часть искупления, которая достанется ему.
Твой, это только твой долг и ничей больше. Долг, который надобно заплатить, и
ты не хочешь расплачиваться за него, одновременно одалживаясь у других
кредиторов. Я рассуждаю логично?
– Удивительно трезво! Твое присутствие раздражает меня,
вампир. Оставь меня один на один с моим искуплением, пожалуйста. И с моим
долгом.
– Незамедлительно, – поднялся Регис. – А ты посиди
подумай. Совет же я все-таки тебе дам. Потребность в искуплении, очищающем
крещении огнем, ощущение вины – это не то, на что ты можешь иметь
исключительное право. Жизнь отличается от банковского дела тем, что ей знакомы
долги, которые можно заплатить, только задолжав другим.
– Уйди. Пожалуйста.
– Незамедлительно.
Вампир ушел, присоединился к Лютику и Мильве. Пока сменяли
Лютику повязку, все активно рассуждали, что бы поесть. Мильва вытряхнула из
верши мелочь и весьма критически посмотрела на нее.
– Нечего раздумывать, – сказала она. – Надо надеть этих
тараканов на ветки и поджарить над костром.
– Нет, – повертел свежеперевязанной головой Лютик. –
Мысль не из лучших. Предлагаю сварить из них суп.
– Суп из рыб?
– Конечно. У нас масса этой мелочи, есть соль, –
загибал Лютик пальцы. – Мы раздобыли лук, морковь, петрушку, сельдерей с
ботвой. И котел. Соединив все это, получим суп. Уха называется.
– Надо бы немного приправ.
– О, – усмехнулся Регис, берясь за торбу. – Нет
проблем. Базилик, перец душистый, перец горький, лавровый лист, шалфей...
– Хватит, хватит, – остановил его Лютик. – Достаточно.
Мандрагора в ухе нам не нужна. Лады, за работу. Очисти рыбу, Мильва.
– Сам чисти! Нет, гляньте на них! Думают, ежели баба в
компании завелась, так она у них на кухне будет вкалывать? Воды я принесу и
огонь распалю. А с этими пескарями поганьтесь сами.
– Это не пескари, – сказал Регис. – Это голавли,
плотвички, ершики и подлещики.
– Ха! – не выдержал Лютик. – Видно, ты и в рыбке
разбираешься.
