Ведьмак молчал. Мильва развесила мокрые онучи на разлапистой
ветке, так, чтобы их достало восходящее солнце, дернула застежку пояса.
– Раздеться хочу, – буркнула она. – Ну, чего стоишь?
Приятных-то сообщений, мнится мне, не ожидал? Ничего тебе не угрожает, никто о
тебе не спрашивает, неинтересен ты стал шпикам. А твоя девица сбежала, слышь,
от королей, императрицей будет...
– Сведения верные?
– Нонче ничего верного нету, – зевнула Мильва,
присаживаясь на лежанке. – Разве что солнышко кажный день по небу с востока на
закат плывет. А что болтают о нильфгаардском императоре и принцессе из Цинтры,
то должно быть правдой, уж больно много разговоров о них.
– Откуда вдруг такой неожиданный интерес?
– А ты будто не знаешь? Как-никак она Эмгыру в приданое
кус земли притащит. Слушай, да она ж и моей госпожой станет, потому как я ж из
Верхнего Соддена, а весь Содден, оказывается, ее лен! Тьфу, ежели в ее лесах
олененка уложу, а меня прихватят, то по ейному приказу и повесить могут...
Ну и поганый же мир! Зараза, глаза у меня слипаются...
– Последний вопрос. Из тех чародеев... Ну, из тех
чародеев, которые предали, кого-нибудь поймали?
– Нет. Но одна магичка, говорят, жизни себя ли шила.
Вскоре после того, как пал Венгерберг, а каздвенские войска вступили в Аэдирн.
Не иначе как с огорчения или со страха перед казнью...
– В группе, которую ты привела, были свободные лошади?
Какую-нибудь эльфы мне дадут?
– Ага, в дорогу тебе не терпится, – проворчала Мильва,
закутываясь в попону. – Думается, знаю куда...
Она замолчала, пораженная выражением его лица. Неожиданно
поняла, что принесенное ею известие вовсе не было удачным. И тут вдруг
сообразила, что ничего, ну ничегошеньки не понимает. Вдруг, неожиданно, как-то
невзначай почувствовала потребность сесть с ним рядом, засыпать его вопросами,
выслушать, узнать, быть может, что-то посоветовать. Она сильно потерла
костяшкой указательного пальца уголок глаза. "Я устала, – подумала она. –
Смерть всю ночь наступала мне на пятки. Мне необходимо отдохнуть. В конце
концов, какое мне дело до его горестей и печалей? Какое мне вообще до него
дело? И до той девчонки? К чертовой матери и его, и ее! Зараза, из-за всего
этого совсем сон пропал..."
Ведьмак встал.
– Так дадут мне лошадь? – повторил он.
– Бери любую. Только не лезь эльфам на глаза. Потрепали
нас на переправе, окровавили... А вороного не тронь. Мой он, вороной-то... Ну,
чего стоишь?
– Спасибо за помощь. Она не ответила.
– Я твой должник. Как мне расплачиваться?
– Как? Очень просто – уйди ты наконец! – крикнула она,
приподнимаясь на локте и резко дернув попону. – Я... Я выспаться должна! Бери
коня... И езжай. В Нильфгаард, в пекло, ко всем чертям, мне все едино! Уезжай!
Оставь меня в покое!
– За все, что задолжал, расплачусь, – тихо сказал он. –
Не забуду. Может, когда-нибудь случится так, что тебе потребуется помощь.
Опора. Плечи. Руки. Крикни тогда, крикни в ночь! И я приду.
***
Козел лежал на краю склона, губчатого от бьющих всюду
родников, густо заросшего папоротником, вытянувшийся, с остекленевшим глазом,
уставившимся в небо. Мильва видела огромных клещей, впившихся в его
светло-льняное брюхо.
– Придется вам поискать себе кровушку в другом месте,
стервецы, – буркнула она, засучивая рукава и доставая нож. – Эта уже остыла.
Ловкими и быстрыми движениями она вспорола кожу от грудины
до анального отверстия, умело отделила слой жира, испачкав руки до локтей,
отрезала пищевод, вывалила наружу внутренности. Взрезала желудок и желчный
пузырь, ища безоары. В магические свойства безоаров она не верила, но хватало
дурней, которые верили и платили за эти комочки свалявшейся шерсти.
Потом подняла козла и уложила на валявшийся неподалеку ствол
распластанным животом к земле, чтобы кровь могла стекать. Вытерла руки пучком
папоротников.
Села рядом с добычей.
– Спятивший, сумасшедший ведьмак. Псих, – сказала она
тихо, вглядываясь в нависшие в ста футах над ней кроны брокилонских сосен. –
Отправляешься в Нильфгаард за своей девкой. Отправляешься на край света,
который полыхает огнем, и даже не подумал о том, чтобы прихватить с собой
провизии. Я знаю, тебе есть ради чего жить. А чего есть?
Сосны, конечно, не отвечали и не прерывали монолога.
– Я думаю так, – продолжала Мильва, выбирая ножом кровь
из-под ногтей. – Нет у тебя ни одного шанса отыскать твою девицу. Ты не
доберешься не то что до Нильфгаарда, а даже и до Яруги. Я думаю, не дойдешь
даже до Соддена. Мнится мне, смерть тебе прописана. На твоей морде она
выписана, из глаз твоих паскудных глядит. Достанет тебя твоя смерть, чокнутый
ведьм, ох, быстро достанет. Ну, козлик мой не даст тебе помереть с голоду. А
это тоже что-то! Так я думаю.
***
Видя входящего в зал аудиенций нильфгаардского вельможу,
Дийкстра незаметно вздохнул. Шилярд Фиц-Эстерлен, посол императора Эмгыра вар
Эмрейса, имел привычку вести разговоры на дипломатическом языке и обожал
вплетать во фразы всяческие языковые диковинки, понятные только дипломатам и
ученым. Дийкстра обучался в оксенфуртской академии и хоть не получил звания
магистра, основы напыщенного университетского сленга знал. Однако пользовался
им неохотно, ибо в глубине души терпеть не мог помпы и всяческих форм
претенциозного церемониала.
– Приветствую вас, ваше превосходительство.
– Милостивый государь граф, – церемонно поклонился
Шилярд Фиц-Эстерлен. – Ах, благоволите простить. Возможно, следовало бы
сказать: светлейший князь? Ваше высочество регент? Ваше
высокопревосходительство государственный секретарь? Клянусь честью, ваше
высокопревосходительство, почести сыплются на вас таким градом, что, ей-богу,
не знаю, как вас и титуловать, чтобы не нарушить протокола.
– Лучше всего будет: "Ваше королевское
величество", – скромно ответил Дийкстра. – Вы же знаете, ваше
превосходительство, что короля играет свита. И вам, думаю, не чужд тот факт,
что стоит мне шепнуть:
"Подскакивать!" – как третогорские дворяне немедля
спрашивают: "Как высоко?"
Посол знал, что Дийкстра преувеличивает, но не так уж
сильно. Принц Родовид был еще малолеткой, королева Гедвига пришиблена
трагической смертью супруга, аристократия напугана, одурела, вся в склоках и
разбилась на фракции. Фактически в Редании правил Дийкстра. Дийкстра мог
запросто получить любой титул и государственный пост. Ему стоило только
захотеть. Но Дийкстра не хотел. Ничего.
