– Неплохо бы узнать, чей этот герб… – проговорил Снежко.
Яся вопросительно взглянула на Анну, но та, угадав ее вопрос, решительно затрясла головой:
– Только не графу Валишевскому! – Девушка опустила голову и нехотя призналась: – Моя мать наводила справки и где-то в архивах раздобыла герб этого ублюдка. Ничего общего, можете мне поверить.
– Тогда остается только Магда. – Снежко, наскоро введенный в курс дела, предположил невероятное. – А что вы на меня так смотрите? Все закономерно. Еще кто-то из великих сыщиков говорил, что если отбросить все невозможные версии, останется единственно правильная, какой бы парадоксальной она ни выглядела.
– То, что цыганка Магда была голубых кровей, это не парадокс, это маразм, – пожала плечами Анна. – Хотя никакого более убедительного объяснения я предложить не могу.
Чей-то разочарованный вздох в комнате заглушил голос теледиктора, неожиданно громко прозвучавший из соседней комнаты:
– Продолжается расследование преступления в Стратфорде, в графстве Уорикшир. Как мы уже сообщали, несколько дней назад неизвестными была вскрыта могила великого Шекспира. Злоумышленники проникли в храм Святой Троицы и сдвинули бюст поэта. Как сообщают официальные источники, у полиции появились конкретные подозреваемые. Их имена в интересах следствия не разглашаются…
– Они что, сговорились? – спросила Анна с отвращением. – И тут Шекспир!
– Чем он тебе не угодил? – наивно осведомился Макс. Три пары глаз уставились на него с недоумением.
– Он просто вездесущий! – пояснила Анна раздраженно. – Он один из участников таинственного сборника «Жертва любви», из-за которого разгорелся весь сыр-бор, – принялась загибать она пальцы. – Его имя записал на клочке бумаги умирающий Чебышев, моя несчастная подружка потратила последние силы на то, чтобы вывести «Шекспир» на стене, теперь выясняется, что какие-то вандалы осквернили его могилу. Да еще эта непонятная связь с таинственной супружеской четой сумасшедших самоубийц…
Яся, покачав головой, вкратце ввела Макса в курс дела, предъявив в качестве доказательства изрядно помятый обрывок бумаги с корявой надписью по-английски наискосок.
Глаза Анны при виде внезапно материализовавшейся улики увеличились вдвое.
– Ты как это?.. Когда это?.. Зачем… – бессвязно пролепетала она.
– По-моему, перед нами явное сокрытие улик, – язвительно прокомментировал Саша и ловко выхватил бумажку у зазевавшейся Яси. Он скользнул по ней взглядом, замер на секунду, а потом, как и Аня, вытаращил глаза.
– Как же вы не видите? – Снежко разволновался. – Все это время вы… Эх! – Он в порыве отчаяния махнул рукой. И пояснил неожиданно спокойным голосом: – Здесь написано не «Шекспир», здесь написано… «Шакспер»!
– Ну-ка, покажи! – потребовала Анна. Саша безропотно отдал ей бумагу.
– Видишь? Шекспир подписывался Shake-Speare. Только так. Эту подпись мы видели и под поэмой «Голубь и Феникс». А здесь написано совсем другое имя. Shaksper. То есть Шакспер.
– Кто это? – спросил Макс.
– Тот человек, который родился в Стратфорде, – небрежно пояснил Снежко. – Только он так же мало похож на поэта, как… как слон на балерину.
– Слушай, – повернулась Анна к Саше, – так это чью могилу вскрыли: Шекспира или Шакспера?
– Шакспера, естественно.
– Но если там лежит не Шекспир, то зачем это понадобилось? – спросила Яся. – То, что ты нам поведал, если я правильно понимаю, не является секретом?
– Само собой, – кивнул Снежко. – Это общеизвестный факт.
– Что ж ты раньше молчал? – возмутилась Аня.
– А вы не спрашивали. Кроме того, речь все время шла о подлинном Шекспире, кто бы ни скрывался под этим именем…
– И все-таки зачем? – проявила Яся настойчивость. – Зачем было вскрывать эту могилу?
Саша устало вздохнул и, морщась, потер виски.
– Существует легенда, что в этой могиле спрятаны пропавшие рукописи бессмертных произведений. Как вы, наверное, знаете, в мире не существует ни единой строчки, написанной рукой Шекспира. Представляете себе сенсацию, если эти рукописи когда-нибудь обнаружат?
Попытки вскрыть склеп в храме Святой Троицы случались и раньше, – продолжал он. – Первый раз – в девятнадцатом веке, потом, кажется, в 1973 году. А в 1962-м некий Чарлтон Огбурн требовал просветить памятник рентгеном. Идея не вызвала энтузиазма, но ажиотаж разгорелся…
– Чебышев – шекспировед! Он не мог ошибиться. Даже в агонии он написал то, что имел в виду. Шакспер! Шакспер, а не Шекспир!
– И что это дает? – скептически спросила Ярослава Викторовна.
– Не знаю, – неожиданно устало признался Саша. – Я чувствую, что это важно, но… – Он опустил голову, но тут же вскинул ее. Глаза его горели. – Нам нужно ехать в Стратфорд!
– Час от часу не легче! – всплеснула руками Яся.
– Мы же в библиотеку собирались, хотели посмотреть на третий экземпляр «Жертвы любви», будь она неладна, – поддержала ее Аня.
– Успеется, – отмахнулся Сашка. – Со вскрытой могилой нужно разобраться немедленно!
Глава 22
Благодаря магическим умениям Яси Анина рана зажила. И компания в полном составе отправилась в путь. В машине Аня читала Шекспира.
– Как тебе? – поинтересовался Сашка.
– Да как сказать… Стихи хорошие. Наверное, даже гениальные. – Она глубоко вздохнула и выпалила на одном дыхании: – Может, конечно, у меня сдвиг по фазе, но я почему-то не могу отделаться от ощущения, что ЭТО, – она потрясла в воздухе сборником, – писали два человека. Причем это были мужчина и женщина. Во-вторых, эта парочка здорово смахивает на нашу таинственную пару. То есть они были женаты и не могли иметь детей. Или не хотели. Он не хотел, если уж совсем точно.
Мы урожая ждем от лучших лоз,
Чтоб красота жила, не увядая.
Пусть вянут лепестки созревших роз,
Хранит их память роза молодая.
А ты, в свою влюбленный красоту,
Все лучшие ей отдавая соки,
Обилье превращаешь в нищету. —
Свой злейший враг, бездушный и жестокий.
– То есть некто (пока не очевидно, что это женщина) упрекает красавца в том, что он не желает иметь потомства. Так?
Ответом девушке было настороженное молчание. Но она не сдавалась.
– Ладно, идем дальше. Следующий сонет:
Когда твое чело избороздят
Глубокими следами сорок зим, —
Кто будет помнить царственный наряд,
Гнушаясь жалким рубищем твоим?
И на вопрос: «Где прячутся сейчас
Остатки красоты веселых лет?»
Что скажешь ты? На дне угасших глаз?
Но злой насмешкой будет твой ответ.
