– Вот теперь говори, коли не передумала, – одобрительно взглянув на мои порозовевшие щеки, разрешила женщина.
– Меня интересует архив вашей церкви. Старые записи. Хочу разыскать родственников одного человека. Он похоронен на этом кладбище. Давно уже, сто лет назад. Мне бы узнать, кто заказывал для него заупокойную службу. Можете помочь? Я заплачу, сколько скажете.
– Не в деньгах дело, милая. Задача-то больно сложная. Сто лет назад… – она задумчиво покачала головой. – Даже и не знаю, срок немалый…
– Значит, не получится? – спросила я упавшим голосом.
– Не скажу пока. Чего зря обнадеживать? Проверить надо. Как человека-то звали? – спросила женщина, поднимаясь. Я дернулась было следом, но она махнула рукой:
– Сиди. Бумаги все здесь, в соседней комнате. Еще лет десять назад старый архив сюда свалили за ненадобностью. Хранить-то негде, тесно у нас. Хотели даже выбросить, да не решились. Документы все же.
Она вышла за дверь, и вскоре я услышала из-за стены ее голос:
– Год смерти какой? Напомни-ка.
– Тысяча девятисотый.
Еще минут пять-десять было совсем тихо. До меня доносилось лишь негромкое бормотание да шелест переворачиваемых листов. Сгорая от нетерпения, я то и дело вскакивала со своего места и принималась бегать из угла в угол, порываясь сунуть нос в дверь, за которой исчезла женщина. Она появилась в один из таких моментов, держа в руках толстенную тетрадь в старомодном кожаном переплете с обтрепанными углами. Лицо ее почти не изменилось, только глаза смотрели чуть более внимательно.
– Насилу нашла, – пояснила она, опуская на стол тяжелую тетрадь. Я протянула было руку, но она не позволила мне заглянуть внутрь, спросив прежде:
– Тебе Педаченко этот кем приходится?
– Если честно, то никем, – призналась я.
– Это хорошо, – неожиданно сказала женщина. Мне показалось, что она даже вздохнула с облегчением. – Ты знаешь о нем хоть что-нибудь?
– В этом-то и дело, что нет. А что такое?
– Ну, сама смотри, коли просила.
Она раскрыла книгу на нужной странице и указала пальцем на сделанную чернилами выцветшую запись.
– Его хоронили за счет психиатрической клиники? – изумилась я, с трудом разобрав витиеватый почерк. – Он что, псих?
– Так получается.
– Час от часу не легче! Только сумасшедшего мне не хватало…
– Отпевали его за счет заведения, – пояснила женщина спокойно. – Раньше было не то что нынче. Хоронили по всем правилам, даже таких, как этот Педаченко.
– Вот блин! – тихо пробормотала я, не сдержавшись. – И что же мне теперь делать? Ну-ка, что там за больница?
Я снова склонилась над тетрадью, отыскивая адрес лечебницы. Его не было. Стоял только номер.
– Сто шесть. Это где ж такая? – наморщила я лоб в растерянности.
– Та самая, что на остров переехала, – подсказала мне женщина. – В Свияжск. Слышала о таком?
– Да, конечно. Туда еще туристов возят, старинные церкви смотреть. Всегда удивлялась такому соседству: памятники старины и буйнопомешанные. Бррр…
– Больница там давно, лет сорок уже. Удобно: кругом вода, деваться психам с острова некуда.
– Да уж, не убежишь.
– Почему? Некоторые пытались. Только до берега не доплывали, далеко слишком. Напротив острова даже кладбище такое есть, где утопленников хоронили.
Женщина немного помолчала, как будто что-то обдумывая, потом чуть наклонилась вперед и спросила:
– Может, расскажешь, почему ты всем этим интересуешься?
И я решилась. Рассказала вдруг все и, как ни странно, почувствовала себя легче, как после исповеди.
– Не понимаю только, чего он к нам-то привязался? – закончила я со вздохом. – Вот думаю, может, он родственником кому приходится? Ну, не додали ему чего-то при жизни, обидели, вот он и мстит. Хотя, если подумать, мистика – такая чушь несусветная.
– Не скажи. Переселения душ церковь не отвергает.
– Так то церковь… А я, если честно, ни в бога, ни в черта не верю.
– Не мне тебя учить, сама не маленькая, а только с верой оно лучше. Сама поймешь, когда время придет. Вспомнишь мои слова.
– Да я не спорю. Придет такое время – хорошо. Только сейчас-то мне что делать?
– Съезди в больницу, поговори с людьми. Или опять же в архиве покопайся. Там про больных много чего интересного понаписано.
– Далеко же.
– Всего ночь в поезде, а там, через переправу, на попутке.
– Ужас. Там же психи. Как я туда сунусь? – жалобно заскулила я.
– Что тебе до них? Они за забором и под присмотром – не тронут. Хотя, конечно, всякое случается. В клинике той особо буйных держат.
– А откуда вы все это знаете? – спросила я с подозрением.
– Как же мне не знать, если сестра моя родная там санитаркой работет?
– Бедолага.
– Работа нервная, что верно, то верно. Зато платят хорошо. Кормят за казенный счет, что тоже нелишнее. Нет, она не жалуется. Если хочешь, я ей позвоню, а то тебя просто так и на порог там не пустят.
Для себя я еще не решила, стоит ли ввязываться в такую авантюру, но после предложения доброй женщины отступать было уже некуда. В другой раз мне не найти подобной помощи. Тяжело вздохнув, я обреченно кивнула, выражая свое согласие на поездку.
– Ну что ж, раз решилась – так тому и быть. Авось разберешься со своими проблемами. А я за тебя помолюсь и свечку перед богом поставлю.
– Спасибо.
– Не за что, милая. Сестру мою Валей зовут. Валентина Ивановна, если по отчеству. Фамилия – Лебединская. Запомнишь? Или записать тебе?
– Не надо, я запомню.
– Ну и ладушки. А я позвоню сестре, предупрежу. Тебя как звать-то?
– Агния. Пчелкина.
– А я Ирина Ивановна, – улыбнулась моя добродетельница неожиданно ласково. – Вот и познакомились напоследок.
Глава 17
Отправилась я с кладбища не куда-нибудь, а к Наташке. Уж как мне не хотелось вмешивать ее во все это, да, видно, от судьбы не уйдешь. Рассказать о том, что я обнаружила, было необходимо, а там пусть подруга решает, как поступить. Сама я уже не сомневалась, что поеду в Свияжск, даже завернула по пути на вокзал, чтобы узнать расписание поездов. Время показалось мне весьма удобным – поезд отходил в одиннадцать вечера. Оставалось еще много времени.
Наташка против своего обыкновения выслушала меня спокойно, ни разу не перебив и не задавая глупых вопросов. Подозреваю, что у нее попросту отнялся язык от страха. Я с беспокойством поглядывала на ее разом побледневшее лицо и бескровные губы. В отличие от меня подружка относилась к потусторонним силам с большим пиететом.
