— Боже… Эти головные боли меня когда-нибудь доконают. Настя, будь добра, принеси из ванной аспирин.
Настя вздохнула и поднялась с кресла.
— Вечно ты меня гоняешь, — пробурчала она, шлепая босыми ступнями по паркетному полу.
В ванной Настя сполоснула лицо, посмотрела на свое отражение в зеркале и процедила сквозь зубы:
— Ненавижу ее.
Настя оглянулась на дверь и достала из кармана крошечный стеклянный флакончик с белым порошком… Когда дело было сделано, девочка запрокинула голову и блаженно прикрыла глаза.
«Она ведет себя отвратительно, — проговорил недовольный голос у нее в голове. — Тебе должно быть за нее стыдно».
Настя нахмурилась.
«Но она моя мать».
«Тем более. Ты должна помочь ей. Если не ты — никто не поможет».
«А если она НЕ ВЫЖИВЕТ? Если она УМРЕТ?»
«Пока будешь колебаться, время уйдет. И тогда ты точно потеряешь ее навсегда».
— Настя! — окликнула мать из гостиной.
Настя вздрогнула.
— Нельзя ли побыстрее?
— Да, мама!
Настя достала из кармана джинсов комочек из свернутой в несколько раз салфетки и развернула его. Три белые таблетки. Совершенно безобидные с виду. Выглядят как заурядный аспирин.
«Настюха, никогда не принимай больше половины таблетки за раз. Снесет крышу напрочь — на место уже не встанет».
Как же они называются? Какой-то тринитрогидрострихнин… Или еще чего похуже. Хотя Глеб, знакомый студент с химфака МГУ, называет их просто и красиво — «таблетки радости».
— Дочь, ты оглохла? — донесся из комнаты капризный голос матери. — Тащи сюда этот чертов аспирин!
— Сейчас!
Настя спрятала «таблетки радости» в кармашек джинсов, схватила с полки аспирин и вышла из ванной.
2
Выйдя из номера, Анна захлопнула дверь и повернулась, чтобы идти к лифту. Вдруг глаза ее широко распахнулись. На углу коридора она увидела высокую, худую фигуру в длинном мокром плаще. Мужчина стоял в профиль, но Анна узнала его. Бледное, изможденное лицо, черные волосы.
— Простите! — окликнула Анна.
Незнакомец вздрогнул и быстро повернул голову.
— Мне нужно с вами поговорить! — сказала Анна и, сжав в пальцах ключ от замка, зашагала к нему.
Взгляд парня стал недовольным, почти сердитым. Он отвернулся и быстро свернул за угол.
Анна дошла до угла коридора и тоже свернула. На лице ее отразилось недоумение. Никакого парня в коридоре не было. Впереди маячил белый фартук горничной, катившей по коридору тележку.
— Чертовщина какая-то, — растерянно прошептала Анна. Она хлопнула себя по пустым карманам курточки и горько усмехнулась. «Ни таблеток, ни спиртного. Этот «здоровый образ жизни» доконает меня раньше, чем коктейль из веронала и мартини».
Она повернулась, чтобы идти, и вдруг услышала голоса, звучащие за углом. Анна подошла поближе и прислушалась. Говорили двое. Женский голос, судя по всему, принадлежал горничной, второй — хозяину отеля.
— Я много раз просил не вступать в разговор с клиентами. Неужели это непонятно?
— Я не вступала.
— Осторожнее, милая. Я терпеть не могу, когда мне врут.
— Но я не… — Горничная всхлипнула. — Этого больше не повторится. Честное слово.
— Надеюсь, что это так. Иначе мне придется подвергнуть вас жестокому наказанию. Вы все поняли?
— Да. Я поняла, но…
— Что еще?
— Рувим Иосифович, на вашем месте я бы тоже была осторожнее…
— Что это значит? О чем ты говоришь?
— Я говорю о… некоторых ваших родственниках. И о вашей большой любви к ним. И о том, что вы заплатили мэру, чтобы он не сносил старый маяк.
— В этом нет ничего странного. Я не хочу лишать своих постояльцев великолепного вида. Без маяка пейзаж станет скучнее.
— Да, но некоторые ваши родственники…
— Еще слово, и я перейду от угроз к действиям, — сухо проговорил хозяин отеля. — А если вы вздумаете распространять сплетни, вышвырну на улицу с «волчьим билетом». Работайте.
Шаги хозяина отеля мягко застучали по ковровой дорожке. Анна отошла с дорожки и прижалась спиной к стене. Вывернув из-за угла, Грач остановился и удивленно взглянул на Анну.
Она улыбнулась:
— Добрый день! Мы с вами уже встречались. В баре, помните?
Хозяин отеля прищурил черные с набрякшими веками глаза.
— Вы та самая девушка, которая не пьет шампанского?
— Та самая, — кивнула Анна.
— Я вас помню. — Грач тоже улыбнулся, но в улыбке его не было ничего приятного. — Хорошо устроились?
— Нормально.
— Я рад.
Грач хотел уже пройти дальше, но Анна заговорила снова:
— А вы, я вижу, строгий хозяин!
Грач замер. Искоса взглянул на Анну одним глазом.
— Не понял.
— Я слышала, как вы разговаривали с горничной.
Рувим Иосифович повернулся к Анне, сунул в рот трубку, но, вспомнив, что она не раскурена, вынул.
— Вы просто не знаете здешний народ, — спокойно сказал он. — С ним иначе нельзя. Дашь хоть малейшую поблажку — сядут на голову.
— А вы правда запретили сносить маяк?
Грач чуть прищурил темные глаза и спокойно ответил:
— Правда. Дед моей почившей жены работал когда-то на маяке смотрителем. Этот маяк — своего рода реликвия.
— Но его все равно рано или поздно снесут.
— Разумеется. Но я бы хотел, чтобы это случилось только после моей смерти. Если я однажды подойду к окну своего кабинета и не увижу его, то очень сильно расстроюсь.
«Надо же, какой сентиментальный, — с удивлением подумала Анна. — А с виду и не скажешь».
— А вы сами не здешний?
Грач покачал головой:
— Нет.
— А откуда?
— Мне бы не хотелось об этом говорить, — проговорил он холодно. Поняв, что слегка перегнул палку, Грач резко сменил тему разговора: — Вы уже обедали в нашем ресторане?
— Нет, но собираюсь, — ответила Анна.
Анна уставилась на руки хозяина отеля, обтянутые бежевой тканью перчаток. Их безукоризненная чистота почему-то была Анне неприятна.
— У нас отличный повар, — отчеканил Рувим Иосифович. — Советую вам заказать пасту с морепродуктами или говядину по-флорентийски. Это его коронные блюда.
— Спасибо. Обязательно закажу.
