Зрачки Насти хищно сузились, точь-в-точь как у матери, когда та приходила в ярость.
— Это ты про себя говоришь? — процедила она, не разжимая зубов. — Это ты способен переступить?
Макс пожал плечами:
— Я всего лишь учусь. Но я хороший ученик. Поверь мне, девочка, твоя мама далеко пойдет. И когда она окажется на самом верху, я хочу быть рядом с ней. Понимаешь, о чем я? — И он весело подмигнул Насте.
— Кто-нибудь должен вас остановить, — сказала вдруг Настя.
— Что? — не расслышал Макс.
— Кто-нибудь должен вас остановить, — твердо повторила Настя.
Он улыбнулся, покачал головой:
— Не получится. Твоя мама — безжалостная акула с железными зубами. Ей нужно было только начать, решиться сожрать первую жертву и почувствовать вкус крови. Она это сделала. И не дай бог кому-нибудь встать у нее на пути.
Сейчас, сидя в машине и вспоминая эти слова, Настя поймала себя на том, что не испытывает к матери ничего, хотя бы отдаленно похожего на ненависть. Она чуть-чуть приоткрыла глаза и покосилась на мать. Та выглядела уставшей и постаревшей. Предвыборная гонка действительно здорово ее вымотала.
Из-за поворота вынырнул отель.
— Смотрится неплохо, — проговорила Татьяна Михайловна и отхлебнула из бутылочки. — Надеюсь, здешняя вода действительно целебная. Иначе мне придется похлопотать о закрытии этого белокаменного вертепа.
5
Блондинка, стройная и одетая по последней моде, удобно расположилась на заднем сиденье желтого такси. Она прекрасно держалась и была, что называется, шикарной девицей. Большие голубые глаза смотрели на окружающих тем откровенно оценивающим и полным смешливой неуязвимости взглядом, который прощается только красивым молодым женщинам.
Звали блондинку Инна, однако сама она предпочитала называть себя Ева — таков был ее сценический псевдоним.
Мужчине, сидевшему рядом с Евой, было на вид лет двадцать пять. Рослый, мускулистый самец с красивым, немного капризным лицом и длинными светло-русыми волосами. Звали его Влад.
Из-за поворота показался белоснежный отель. Ева смотрела на него восхищенно.
— Он даже лучше, чем на рекламном проспекте, — восторженно проговорила она. — Он мне нравится!
— А мне нравишься ты, — сказал Влад и откинул со лба длинную белокурую прядь.
— Правда? — Ева улыбнулась. Кокетливо передернула плечами и уточнила: — А что именно тебе во мне нравится?
— Ну… — Влад насмешливо пожал плечами. — Мне нравится твоя кругленькая попка.
— А еще?
— Твоя талия, которую я могу обхватить ладонями.
— А еще?
— Твои стройные ножки, которые лучше всего смотрятся на моих плечах.
— Еще!
— Еще? — Влад засмеялся. — Какая ты ненасытная! Я люблю тебя всю!
— Правильно, Владик, — сказала Ева, и в голосе ее появились стальные нотки. — Отрабатывай свой хлеб.
— Ты о чем? — спросил Влад, все еще улыбаясь.
Ева чуть прищурила свои прекрасные васильковые глаза и дернула плечиком:
— Да так, ни о чем.
Улыбка покинула губы Влада, а в глазах промелькнула тревога. Что он такого сделал? Чем заслужил подобный тон? Влад покосился на Еву и попробовал осторожно прощупать ситуацию.
— Кажется, я не давал тебе повода для грубости, — обиженно произнес он. — Если тебе что-то не нравится в наших отношениях…
— То что? — прищурила небесно-голубые глаза Ева. — Ты уйдешь, хлопнув дверью? — Ева усмехнулась. — И куда? К своей дешевой шлюхе из ресторана «Колибри»?
Влад открыл рот. Затем судорожно сглотнул слюну и испуганно проговорил:
— Так ты знаешь?
— А ты думал, я слепая?
Влад овладел собой и перешел на доверительный тон.
— Ева, все не так, как ты думаешь. Между нами давно ничего нет.
— Ага. Значит, что-то было?
Влад опять растерялся. Глядя на его растерянное и из-за этого сильно поглупевшее лицо, Ева подумала о том, что мускулы у «суперсамцов» заменяют им мозги.
— Ладно, котик, не напрягайся, — смилостивилась она. — Все в порядке. Я на тебя не злюсь.
Влад несколько секунд испытующе вглядывался в ее лицо, затем виновато улыбнулся.
— Ева, ты знаешь: я люблю тебя больше жизни. Ты — мое небо и мое солнце.
— Знаю, знаю. А также луна, снег, ветер и моросящий дождик.
— Иногда, — обиженно произнес Влад, — ты похожа на грозовое облако.
— Правильно! Будешь вести себя плохо, я превращусь в бурю, которая поднимет тебя в воздух и вышвырнет на помойку жизни.
Влад нахмурился и отвернулся к окну. Отель, скрывшийся от взоров пару минут назад, снова появился из-за поворота. Влад смотрел на него и думал с угрюмой мстительностью: «Ничего. Когда-нибудь мы поменяемся ролями. Вот тогда и посмотрим, кто из нас туча, а кто «моросящий дождик».
Вот уже полгода Влад Белковский работал в группе подтанцовки у Евы. Нашла она его в стриптиз-клубе, где Влад честно зарабатывал себе на хлеб, демонстрируя толпе подвыпивших, оголтелых дам свои мускулистые прелести.
Приглашение в группу «подтанцовки» Влад воспринял как очередную ступень в своей пока еще не слишком блестящей, но, безусловно, перспективной карьере.
В первые недели знакомства он был твердо уверен, что Ева от него без ума и в дальнейшем он сможет вертеть ею как захочет. Однако Ева быстро все расставила по местам, и уже через месяц Влад понял, что играет совсем не ту роль, на которую рассчитывал. Из сильного, уверенного в себе самца он превратился в некое подобие содержанки, заискивающей, капризной и страдающей от недостатка внимания со стороны своей госпожи.
Роль эта была Владу не по душе, но он вынужден был ее играть. Отчасти потому, что не терял надежды со временем перевернуть ситуацию в свою пользу, отчасти оттого, что искренне привязался к Еве, которую за глаза называл «моя железная крошка».
Вдруг Ева засмеялась и взъерошила ему волосы.
— Не обижайся, — примирительно проговорила она. — Когда приедем, уложу тебя в постельку и ты сделаешь то, что лучше всего умеешь.
— Конечно, — усмехнулся Влад. — Разумеется. Ты видишь во мне только самца.
— Это точно, — согласилась Ева и, положив руку Владу на ширинку брюк, игриво добавила: — Тем более что иногда его очень трудно не заметить!
Она наклонилась к лицу Влада и нежно поцеловала его в губы.
6
Народу на перроне толклось относительно немного. Но легче от этого не становилось. В каждом встречном Виталию Евгеньевичу мерещилась скрытая угроза. Каждый взгляд прожигал насквозь и, казалось, смотрел ему в самую душу, и с ее дна, черного, как лесной омут, поднимались, подобно пузырькам болотного газа, страх и неуверенность.
