«Ну, – подумала она, – вот я вас и поймала,
ведьмаки! Цири нагнала на вас такого же страха, как и на меня. Погрузилась в
сон наяву, начала вещать, прорицать, выдавать ауру, которую вы ощущаете почти
так же хорошо, как и я. Безотчетно психокинетически схватила что-то или силой
воли согнула оловянную ложку, уставившись на нее за обедом. Отвечала на
вопросы, которые вы задавали мысленно, а может, и на те, что вы даже в мыслях
боитесь себе задавать. И вас обуял страх. Вы сообразили, что ваша Неожиданность
гораздо более неожиданна, чем вы могли подумать.
Вы сообразили, что приютили в Каэр Морхене Исток.
Что без чародейки вам не управиться.
А нет ни одной дружески к вам расположенной чародейки и ни
одной, которой вы могли бы довериться. Кроме меня и…
И кроме Йеннифэр».
Ветер взвыл, захлопал ставнями, вздул гобелен. Трисс
Меригольд перевернулась на спину, принялась задумчиво грызть ноготь большого
пальца.
«Геральт не пригласил Йеннифэр. Пригласил меня. Так, может
быть… Как знать. Возможно. Но если все так, как я думаю, то почему…
Почему?..»
– Почему ты не пришел сюда, ко мне? – тихо
крикнула она в темень. Возбужденно и зло.
Ей ответил ветер, завывающий в руинах.
Утро было солнечное, но чертовски холодное. Трисс проснулась
замерзшая, невыспавшаяся, но успокоенная и решившаяся.
В холл она спустилась последней. С удовлетворением встретила
взгляды, награждавшие ее усилия, – дорожную одежду она сменила на простое,
но эффектное платье, умело воспользовалась магическими ароматизаторами и
немагической, но дьявольски дорогой косметикой. Трисс ела овсянку,
перебрасываясь с ведьмаками малозначительными и банальными фразами.
– Опять вода? – вдруг заворчала Цири, заглянув в
кубок. – У меня от воды зубы болят! Я хочу соку! Того, голубого!
– Не сутулься, – сказал Ламберт, краешком глаза
глянув на Трисс. – И не утирайся рукавом! Кончай есть, пора на занятия.
Дни все короче.
– Геральт. – Трисс покончила с овсянкой. –
Вчера Цири упала на Пути. Ничего страшного, виной ее шутовская одежда. Все это
подогнано отвратительно, вернее, не подогнано вовсе и мешает ей двигаться.
Весемир кашлянул, отвел глаза. «Так, – подумала
чародейка, – значит, это твоя работа, Мастер меча. Факт, похоже, кафтанчик
скроен мечом, а сшит наконечником стрелы».
– Дни, и верно, все короче, – начала она, не
дождавшись комментариев. – Но сегодняшний мы сократим еще больше. Ты
кончила, Цири? Пошли со мной. Сделаем необходимые поправки в твоем
обмундировании.
– Она бегает в нем уже год, Меригольд, – зло
бросил Ламберт. – И все было в порядке, пока…
– …пока не явилась баба, которая не может видеть немодную
и плохо сидящую одежду? Ты прав, Ламберт. Но баба явилась – и порядок рухнул,
пришло время великих перемен. Идем, Цири.
Девочка замялась, взглянула на Геральта. Геральт кивнул,
улыбнулся. Хорошо. Так, как умел улыбаться раньше, когда…
Трисс отвела глаза. Улыбка предназначалась не ей.
Комната Цири была точной копией жилищ ведьмаков. Как и у
них, здесь не было практически ничего, кроме сколоченной из досок лежанки,
табурета и сундучка. Стены и двери своих жилищ ведьмаки украшали шкурами
забитых на охоте зверей – оленей, рысей, даже росомах. На дверях же комнатки
Цири висела шкура гигантской крысы с отвратительным чешуйчатым хвостом. Трисс
поборола в себе желание сорвать вонючую гадость и выкинуть в окно.
Девочка, стоя около лежанки, выжидающе смотрела на нее.
– Попытаемся, – сказала чародейка, – слегка
подправить твой… балахон. Мне всегда удавались кройка и шитье, думаю, управлюсь
и с этой козловой шкурой. А ты, ведьмачка, когда-нибудь держала в руке иглу?
Тебя научили хоть чему-то сверх того, чтобы дырявить мечом мешки с сеном?
– Когда я была в Заречье, в Кагене, приходилось
прясть, – неохотно буркнула Цири. – Шить мне не позволяли, потому что
я только портила лен и напрасно тратила нитки. После меня все надо было
распарывать. Ужасненько скучная эта штука – прядение, ой-ёй!
– Факт, – захохотала Трисс. – Скучнее не
придумаешь. Я тоже не люблю прясть.
– А приходилось? Мне да, потому как… Но ты же чаров…
Чародейка. Ты же можешь все выколдовать! А свое красивое платье… ты его…
выколдовала?
– Нет, – улыбнулась Трисс. – Но и не сама
сшила. Не настолько уж я способная.
– А как ты сделаешь мне одежду? Волшебством?
– Зачем? Достаточно магической иглы, которой мы с
помощью заклинаний добавим немного прыти, а если понадобится…
Трисс медленно провела рукой по обведенной бахромой дырке на
рукаве курточки, пробормотала заклинание, одновременно активируя амулет. От
дырки не осталось и следа. Цири запищала от восторга:
– Это волшебство! Теперь у меня будет волшебная
курточка! Хо!
– Пока не сошью нормальной, но приличной. Ну а теперь
снимай все, девочка моя, переоденешься в другое. Надеюсь, это не единственная
твоя одежда?
Цири покачала головой, приподняла крышку сундучка, показала
вылинявшее просторное платьице, серо-голубой кафтанчик, льняную рубашку и
шерстяную блузку, напоминающую хламиду.
– Это мое, – сказала она. – В этом я сюда
приехала. Но теперь не ношу. Бабьи шмотки.
– Понятно, – насмешливо поморщилась Трисс. –
Бабьи не бабьи, а пока придется надеть. Ну, живей раздевайся. Дай-ка я помогу…
Е-мое! Это что такое?
Руки девочки были покрыты огромными, налитыми кровью
синяками. Многие уже пожелтели, некоторые были совсем свежими.
– Это еще что, черт возьми? – зло повторила
волшебница. – Кто тебя так отделал?
– Это? – Цири глянула на руки, словно была
удивлена количеством синяков. – Ах, это… Ветряк. Очень медленно работала.
– Что за ветряк? Говори толком!
– Ну ветряк, – повторила Цири, поднимая на
волшебницу свои огромные глаза. – Ну такой… Ну… Я на нем учусь
вывертываться при нападении. У него такие лапы из палок, и он крутится и
размахивает этими лапами. Надо очень быстро прыгать и уворачиваться. Надо
вырабатывать… лефрекс. Ежели нет лефрекса, то ветряк хватает тебя палкой.
Вначале этот ветряк ужасненько поколачивал. Ну а теперь-то…
– Снимай штанишки и рубаху. О боги! Дева! Как ты вообще
можешь ходить? Бегать?
