– А у господ баронов, – добавил Эскель, –
комесов разных, войтов с солтысами головы заняты войной, им не до защиты
подданных. Приходится нанимать нас. Все так. Но из того, что нам тут поведала
Трисс, следует, что конфликт с Нильфгаардом – дело серьезное. Никакая не
междоусобица. Верно, Трисс?
– Даже если и так, – язвительно сказала
чародейка, – вам-то это, думается, только на руку? Серьезная,
кровопролитная война еще больше опустошит деревни, наплодит овдовевших баб,
несметное множество осиротевших детей…
– Не понимаю сарказма. – Геральт отнял руку ото
лба. – Действительно не понимаю, Трисс.
– Да и я тоже, дитя, – поднял голову
Весемир. – О ком речь? О вдовах и детях? Ламберт и Койон занимаются
трепотней, словно дети малые, но ведь не слова важны. Ведь они…
– …они этих детей защищают, – гневно прервала
Трисс. – Да. Знаю. Спасают от оборотней, которые за год убивают двух, ну
трех детей, в то время как нильфгаардцы могут за один час вырезать и спалить
целое поселение. Да, вы сирот защищаете. А я хочу, чтобы сирот было как можно
меньше. Борюсь с причинами, а не с последствиями. Поэтому вхожу в Совет
Фольтеста из Теремии, сижу там вместе с Феркартом и Кейрой Мец. Мы обсуждаем,
как не допустить войны, а если она все же случится, как защищаться. Потому что
война висит над нами, как стервятник, неустанно. Для вас она – приключение. Для
меня – игра, ставка в которой – выживание. Я втянута в эту игру, поэтому мне
больно и оскорбительно видеть ваше безразличие и беззаботность.
Геральт выпрямился, взглянул на нее.
– Мы – ведьмаки, Трисс. Разве ты не понимаешь?
– А что тут понимать? – тряхнула каштановой гривой
чародейка. – Все ясно и понятно. У вас вполне определенное отношение к
миру. То, что этот мир стоит на грани катастрофы, вас не колышет. Меня же –
колышет. В этом наше различие.
– Думаю, не только в этом.
– Мир разваливается, – продолжала она. – На
это можно смотреть сложа ручки, а можно этому противодействовать.
– Как? – криво усмехнулся Геральт. –
Эмоциями?
Трисс отвернулась к пылающему в камине огню и ничего не
ответила.
– Мир разваливается, – проговорил Койон, покачивая
головой в притворной задумчивости. – Уж сколь раз я это слышал.
– Я тоже, – поморщился Ламберт. – И
неудивительно, в последнее время это стало расхожей фразой. Так говорят короли,
когда становится ясно, что для правления потребна хоть капелька ума. Так
говорят купцы, когда алчность и дурость доводят их до банкротства. Так говорят
чародеи, когда начинают терять влияние на политику либо источники дохода. А
тем, кому адресованы их сетования, хотелось бы услышать хоть мало-мальски
толковое предложение. Закругляйся, Трисс, и давай выкладывай свои прожекты.
– Меня никогда не забавляли словесные перепалки, –
чародейка кинула на него холодный взгляд, – и красноречивые фразы, цель
которых – посмеяться над собеседником. Это, понимаете ли, не для меня. Что я
имею в виду, вы знаете прекрасно. Вам нравится прятать голову в песок? Ваше
дело. Но ты, Геральт, меня удивляешь.
– Трисс, – беловолосый ведьмак снова взглянул ей в
глаза, – чего ты от меня ждешь? Чтобы я активно участвовал в борьбе за
сохранение разваливающегося мира? Записался в армию и сдерживал Нильфгаард?
Встал, ежели начнется очередная битва за Содден, с тобою рядом на Холме, плечом
к плечу и дрался за свободу?
– Я гордилась бы, – сказала она, опустив
голову. – Я была бы горда и счастлива, если б могла драться рядом с тобой.
– Верю. Но я недостаточно благороден для этого. И
недостаточно мужественен. Я не гожусь в солдаты и герои. Я мучительно боюсь погибнуть
либо остаться калекой. Но это не единственная причина. Солдата нельзя заставить
не бояться, но можно вооружить основанием, мотивацией, которая поможет ему
перебороть страх. А у меня такой мотивации нет. И быть не может. Я – ведьмак.
Искусственно созданный мутант. Я убиваю чудовищ. За деньги. Защищаю детей, если
родители заплатят. Если мне заплатят нильфгаардские родители, я стану защищать
нильфгаардских детей. И если даже весь мир превратится в развалины, во что я не
верю, я буду убивать чудовищ на развалинах до тех пор, пока какое-нибудь из них
не прикончит меня. Вот моя судьба, моя мотивация, моя жизнь и мое отношение к
миру. И выбирал не я. Это сделали за меня другие.
– Ты ожесточен, – заметила Трисс, нервно теребя
прядку волос. – Либо прикидываешься таковым. Забываешь, что я тебя знаю,
не разыгрывай передо мной бесчувственного, бессердечного, беспринципного и
безвольного мутанта. А причину ожесточенности я угадываю и понимаю. Пророчество
Цири, верно?
– Неверно, – холодно ответил он. – Похоже,
однако, ты мало меня знаешь. Я боюсь смерти, как любой, но с мыслью о ней
освоился давным-давно и так же давно избавился от радужных иллюзий. Но я вовсе
не сетую на свою судьбу, Трисс, тут простой холодный расчет. Статистика. Еще ни
один ведьмак не умер от старости, в постели, диктуя завещание. Ни один. Цири не
застала меня врасплох и не напугала. Я знаю, что умру в какой-нибудь смердящей
падалью яме, разорванный на куски грифом, ламией или мантихором. Но я не хочу
умирать на войне, ибо это не моя война.
– Меня удивляют, – резко ответила Трисс, –
удивляют твои слова, отсутствие мотивации, как ты по-ученому пожелал окрестить
безразличие и равнодушие. Ты был на Соддене, в Ангрене и в Заречье. Ты знаешь,
что сталось с Цинтрой, знаешь, что сталось с королевой Калантэ и несколькими
тысячами тамошних людей. Знаешь, сквозь какой ад прошла Цири, знаешь, почему
она кричит по ночам. Я тоже это знаю, потому что я там тоже была. Я тоже боюсь
смерти и боли, сегодня боюсь еще больше, чем тогда. У меня есть на то причины.
А что до мотиваций, то тогда мне казалось, что у меня их не больше, чем у тебя.
Какое мне, чародейке, дело до судеб Соддена, Бругге, Цинтры или других
королевств? До головной боли более или менее толковых властителей и владык? До
интересов купцов и баронов? Я была чародейкой и тоже могла сказать: это, мол,
не моя война, я, дескать, могу и на развалинах мира составлять эликсиры для
нильфгаардцев. Вместо этого я встала на Холме рядом с Вильгефорцем, рядом с
Артаудом Террановой, рядом с Феркартом, рядом с Энид Финдабаир и Филиппой
Эйльхарт, рядом с твоей Йеннифэр. Рядом с теми, кого уже нет, – Коралл,
Йойолем, Ваньеллой… Был такой момент, когда я от страха забыла все заклинания,
кроме одного, с помощью которого могла телепортироваться с того страшного места
домой, в мою маленькую башенку в Мариборе. Была такая минута, когда меня начало
рвать от ужаса, а Йеннифэр и Коралл поддерживали меня за шею и волосы…
– Прекрати. Прекрати, прошу тебя…
