– Эльфова болтовня, – взорвался Шелдон
Скаггс. – Глупый треп. Эту цену надо было заплатить, чтобы другие могли
жить достойно, в мире. И не позволили Нильфгаарду заковать себя в колодки,
ослепить, загнать в северные рудники и соляные копи. Те, что полегли смертью
героев и теперь благодаря Лютику будут вечно жить в нашей памяти, научили нас,
как защищать собственный дом. Пой свои баллады, Лютик, пой их всем. Не впустую
урок, а пойдет он нам на пользу, вот увидите! Потому как не сегодня-завтра
нильфгаардцы ринутся на нас снова. Вот очухаются, залижут раны, и мы снова
увидим их черные плащи и перья на шлемах! Попомните мои слова!
– Чего они от нас хотят? – вздохнула Вэра
Лёвенхаупт. – Что они на нас лезут? Почему не оставят нас в покое, не
дадут жить и работать? Чего они хотят, эти нильфгаардцы?
– Нашей крови! – рявкнул комес Вилиберт.
– Нашей земли! – взвыл кто-то из толпы кметов.
– Наших баб! – подхватил Шелдон Скаггс, грозно
вылупив глаза.
Некоторые из слушателей засмеялись, но тихо и украдкой.
Потому что хоть и очень уж забавным было предположение, будто кто-нибудь еще,
кроме краснолюдов, мог польститься на исключительно непривлекательных
краснолюдок, тема была далеко не безопасной для ехидства и шуток, особенно в
присутствии невысоких, кряжистых и бородатых типов, топоры и палаши которых отличались
малоприятным свойством мгновенно выскакивать из-за поясов. А краснолюды по
неведомым причинам свято верили в то, что весь мир только того и ждет, как бы
прихватить их жен и дочерей, и в этом смысле были невероятно возбудимы и
обидчивы.
– Когда-то это должно было случиться, – заговорил
вдруг седой друид. – Произойти. Мы забыли, что не одни живем на свете, что
мы – не пуп этого мира. Словно глупые, обожравшиеся, ленивые караси в затянутом
тиной пруду, мы не верили в существование щук. Мы допустили, чтобы наш мир, как
этот пруд, заилился, заболотился и провонял. Посмотрите вокруг – повсюду
преступность и грех, алчность, погоня за прибылью, скандалы, несогласие,
падение нравов, потеря уважения ко всем ценностям. Вместо того чтобы жить, как
того требует Природа, мы принялись эту Природу уничтожать. И что имеем? Воздух
заражен смрадом железоплавильных печей, курных изб, реки и ручьи отравлены
отходами скотобоен и кожевенных мастерских, леса бездумно вырубаются… Даже на
живой коре священного Блеобхериса, только взгляните, там, над головой поэта,
вырезано бранное слово. Да еще и с ошибкой. Мало того что безобразничал вандал,
так вдобавок и неуч, не умеющий писать. Чему же удивляться? Это не могло
кончиться добром…
– Да, да! – подхватил толстый монах. – Опамятуйтесь,
грешники, пока есть время, ибо гнев и кара божия висят над вами! Не забывайте
ворожбы Итлины, ее пророческих слов о каре богов, коя падет на племя,
отравленное преступлениями! Помните: «Придет Час Презрения, древо сбросит
листву, почки завянут, сгниют плоды и прогоркнет зерно, а долины рек вместо
воды покроются льдом! И грядет Белый Хлад, а за ним Белый Свет, и мир умрет в
пурге». Так говорит вещая Итлина! И прежде чем сие случится, явятся знамения и
падут несчастья, ибо знайте, Нильфгаард – это кара божия! Это бич, коим
Бессмертные исхлещут вас, грешники, дабы…
– И-эх, заткнитесь, святейший! – рыкнул Шелдон
Скаггс, топнув тяжеленным башмаком. – Тошнит от ваших забобонов и вздора!
Кишки выворачивает…
– Осторожнее, Шелдон, – усмехнулся высокий
эльф. – Не измывайтесь над чужой религией. Это и нехорошо, и неприлично,
и… небезопасно.
– Ни над чем я не измываюсь, – возразил
краснолюд. – Я не сомневаюсь в существовании божеств, но меня возмущает,
когда кто-нибудь вмешивает их в земные дела и дурит всех предсказаниями
какой-то эльфьей идиотки. Нильфгаардцы – орудия богов? Чушь собачья!
Обратитесь, люди, памятью ко временам Дезмода, Радовида, Самбука, ко временам
Абрада Старого Дуба! Вы их не помните, потому как живете кратенько, навроде
майской однодневки, но я-то помню и скажу вам, как было здесь, на этих землях,
сразу после того как вы вылезли из ваших лодок на пляжи в устье Яруги и в
дельте Понтара. Из четырех причаливших кораблей получилось три королевства, а
потом те, кто посильнее, заглотали слабых и таким путем росли, укрепляли свою
власть. Подчиняли себе других, поглощали их, и королевства раздувались,
становились все больше и сильнее. А теперь то же самое делает Нильфгаард,
потому что это сильная и сплоченная, дисциплинированная и крепкая страна. И если
вы не сплотитесь так же, то Нильфгаард заглотит вас, будто щука карася, как
выразился вон тот мудрый друид!
– Пусть только попробуют! – Донимир из Тройи
выпятил украшенную тремя львами грудь и скрипнул мечом в ножнах. – Мы
выдали им на орехи под Содденом, можем повторить.
– Уж больно вы заносчивы! – буркнул Шелдон
Скаггс. – Видать, забыли, уважаемый, что, прежде чем дело дошло до второй
битвы под Содденом, Нильфгаард прошелся по вашим землям словно железный каток,
а трупами таких, как вы, любителей похваляться устлал поля от Марнадаля до
Заречья. И остановили нильфгаардцев вовсе не вам подобные крикливые бахвалы, а
соединенные силы Темерии, Редании, Аэдирна и Каэдвена. Согласие и единение –
вот что их остановило!
– Не только! – бросил звучно, но очень холодно
Радклифф. – Не только это, господин Скаггс.
Краснолюд громко откашлялся, высморкался, шаркнул башмаками,
затем слегка поклонился чародею.
– Никто не отымает заслуг у вашей братии. Позор тому,
кто не признает геройства чародеев с Содденского Холма, потому как они здорово
сопротивлялись, пролили за общее дело кровь, сыграли решающую роль в победе. Не
забыл о них Лютик в своей балладе, и мы тоже не забудем. Но учтите, что те
чародеи, которые объединились и плечом к плечу стояли на Холме, признали
верховенство Вильгефорца из Роггевеена, как и мы, бойцы Четырех Королевств,
признали командование Визимира Реданского. Жаль токмо, что лишь на время войны
достало у нас согласия. Потому как ныне, в мире, снова мы разделились, Визимир
с Фольтестом душат друг друга пошлинами и правом торга, Демавенд из Аэдирна
грызется с Хенсельтом из-за Северной Мархии, а Лиге из Хенгфорса и Тиссенидам
из Ковира все это, как говорится, до свечки. Да и меж чародеев, я слышал, нет
давнего согласия. Нету меж вами сплоченности, нету дисциплинированности, нету
единения. А у Нильфгаарда есть!
– Нильфгаардом правит император Эмгыр вар Эмрейс, тиран
и самодержец, принуждающий к послушанию кнутом, шибеницей и топором! –
загрохотал комес Вилиберт. – И что же вы нам предлагаете, господин краснолюд?
Во что же это нам надобно объединиться? В такую же тиранию? И который же
король, которое королевство должно бы, по вашему разумению, подчинить себе
остальных? В чьей руке вам хотелось бы видеть скипетр и кнут?
