Геральт услышал тонкий крик: Эверетт, колотя по воде руками,
словно щенок лапами, ухватился за ноги лысого, пытающегося взобраться на баркас
по свисающим с борта канатам. Канаты оборвались, стражник и мальчик, пуская
пузыри, скрылись под водой. Геральт кинулся в их сторону, нырнул. То, что он
почти тут же наткнулся пальцами на бобровый воротник мальчонки, было полнейшей
случайностью. Ведьмак вырвал Эверетта из опутывающих его водорослей, вынырнул
спиной вниз и, молотя ногами, подплыл к барке.
– Здесь, Геральт! Здесь! – слышал он перебивающие
друг друга крики и рев. – Давай его! Канат! Хватай канат! Зара-а-аза!
Канат! Геральт, острогой! Мое ди-и-итя!!!
Кто-то вырвал мальчика у него из рук, поволок наверх. В тот
же момент кто-то другой ухватил его сзади, саданул по затылку, накрыл собой и
толкнул под воду. Геральт упустил острогу, развернулся, вцепился нападающему в
пояс. Второй рукой хотел ухватить за волосы, но из этого ничего не получилось.
Человек был тот самый – лысый.
Оба вынырнули. Только на мгновение. Темерский баркас уже
немного отошел от барки. Сцепившиеся в схватке Геральт и лысый оказались
посредине. Лысый схватил ведьмака за горло, тот сунул ему большой палец в глаз.
Стражник завыл, отпустил его, отплыл. Геральт не мог отплыть, что-то держало
его за ногу и тянуло вниз. Рядом пробкой выскочила в воздух половина тела. Он
уже знал, что его держит, разъяснения Линуса Питта, орущего с борта барки, ему
были ни к чему.
– Это членистоногое! Отряд Amphipoda! Класс Крупножвальчатые!
Геральт яростно заколотил руками по воде, пытаясь вырвать
ногу из клещей жагницы, тащивших его к мерно щелкающим жвалам. Магистр бакалавр
снова оказался прав. Жвалы были немалые.
– Хватай канат! – кричал Ольсен. – Канат
хватай!
Над ухом ведьмака просвистела острога, с треском врезалась в
вынырнувший, обросший водорослями и ракушками панцирь чудовища. Геральт
ухватился за древко, надавил, сильно оттолкнулся, поджал свободную ногу и с
размаху ударил по жагнице. Вырвался из ее шипастых лап, оставив в них башмак,
большую часть брюк и немало кожи. В воздухе, в основном мимо цели, засвистели
новые остроги и гарпуны. Жагница убрала лапы, махнула хвостом, грациозно
нырнула в зеленую глубь.
Геральт ухватился за канат, который свалился ему прямо на
лицо. Багор, болезненно поранив бок, подцепил его за пояс. Он почувствовал
рывок, поехал вверх, подхваченный множеством рук, перевалился через релинг и
рухнул на доски палубы, истекая водой, илом и кровью. Рядом толпились
пассажиры, экипаж барки и таможенники. Краснолюд, везший меха «особо крупных
чернобурых кошек», и Ольсен стреляли из луков, перегнувшись через фальшборт.
Эверетт, мокрый и зеленый от водорослей, стучал зубами в объятиях матери, ревел
и объяснял всем, что он не хотел.
– Милсдарь Геральт! – кричал у него над ухом
Гладыш. – Вы живы?
– Черт побери… – Ведьмак выплюнул
водоросли. – Стар я уже для этого… Слишком стар…
Рядом краснолюд спустил тетиву, и Ольсен радостно заорал:
– Прямо в брюхо! О-хо-хо! Прекрасный выстрел, господин
арбалетчик! Эй, Боратек, верни ему деньги! Своим выстрелом он заработал
таможную скидку!
– Постойте… – прохрипел ведьмак, тщетно пытаясь
встать. – Не поубивайте всех, черт побери! Мне нужен хоть один живой!
– Одного-то мы оставили, – заверил
таможенник. – Того, лысого, что со мной препирался. Остальных
перестреляли. А плешивый – вон он, там плывет. Щас выловим. Давайте гарпун!
– Открытие! Великое открытие! – кричал Линус Питт,
прыгая у борта. – Совсем новый, неведомый науке вид! Совершеннейший
уникум! Ах, как я вам благодарен, милсдарь ведьмак! Отныне этот вид будет
фигурировать в книгах как… как Geraltia maxiliosa pitti!
– Уважаемый бакалавр, – щелкнул зубами
Геральт. – Если вы взаправду хотите меня отблагодарить… то пусть эта
холера называется Everetia.
– Тоже красиво, – согласился ученый. – Ах,
какое открытие! Какой уникальный, изумительный образец! Наверняка единственный
живущий в Дельте!
– Нет, – неожиданно угрюмо сказал Гладыш. –
Не единственный! Гляньте!
Прилегающий к недалекому островку ковер желтых кувшинок
дрогнул, резко заколыхался. Они увидели волну, а потом – огромное,
продолговатое, напоминающее гнилой ствол тело, быстро перебирающее
многочисленными конечностями и щелкающее челюстями. Лысый оглянулся, дико взвыл
и поплыл, колошматя по воде руками и ногами.
– Какой экземпляр, какой экземпляр! – быстро
записывал возбужденный до предела Питт. – Головные хватательные
конечности, четыре пары челюстеножек… Сильный хвостовой веер… Острые клещи…
Лысый снова оглянулся и завыл еще пронзительнее. А Everetia
maxiliosa pitti вытянула хватательные головные конечности и сильнее взмахнула
хвостовым веером. Лысый поднял фонтаны брызг в отчаянной и безнадежной попытке
спастись.
– Да будет вода ему водкой, – сказал Ольсен. Но
шапки не снял.
– М-мой пап-пка, – защелкал зубами Эверетт, –
умеет плавать быстрее, ч-чем тот дядя!
– Уберите ребенка, – буркнул ведьмак.
Чудовище раззявило клещи, щелкнуло челюстями. Линус Питт
побледнел и отвернулся.
Лысый коротко вскрикнул, захлебнулся и скрылся под водой.
Вода запульсировала темным кармином.
– Зараза. – Геральт тяжело опустился на палубу.
Сел. – Слишком уж я стар для этого… Чересчур стар…
Что уж тут говорить – Лютик был прямо-таки влюблен в городок
Оксенфурт.
Территорию университета окружали стены, а вокруг стен
раскинулось второе кольцо – большое, шумное, пыхтящее, бурлящее и галдящее
кольцо городка. Деревянного, пестроцветного городка Оксенфурт с узкими улочками
и островерхими крышами, городка Оксенфурт, который жил Академией, жаками,
преподавателями, учеными, исследователями и их гостями, жил наукой и за счет
науки и знаний, жил тем, что обычно сопутствует процессу познания, ибо из
отходов и осколков теории в городке Оксенфурт рождались практика, сделки и
доходы.
