– Нет, не сотники, – холодно сказал Демавенд
Аэдирнский. – А молодые и способные командиры, которые долго ждали такого
случая и которых Эмгыр загодя обучал. Те, кого престарелые маршалы не
подпускали к командованию, не давали расти. Молодые, способные командиры, о
которых уже говорят. Те, что задушили восстания в Метинне и Назаире и за
короткое время разбили мятежников в Эббинге. Командиры, которые понимают роль
неожиданных глубоких маневров, кавалерийских рейдов, молниеносных бросков
пехоты, десантов с моря. Применяющие разгромные удары на узких направлениях,
использующие при осаде крепостей современную технику вместо сомнительной магии.
Их недооценивать нельзя. Они рвутся форсировать Яругу и доказать, что кое-чему
научились на ошибках престарелых маршалов.
– Ежели чему-то научились, – пожал плечами
Хенсельт, – то Яругу не перейдут. Устье реки на границе Цинтры и Вердэна
по-прежнему контролирует Эрвилл и три его крепости: Настрог, Розрог и Бодрог.
Эти крепости невозможно захватить с марша, тут никакая современная техника не
поможет. Наш фланг защищает также флот Этайна из Цидариса, поэтому, а также
благодаря пиратам из Скеллиге мы господствуем над побережьем. Ярл Крах ан
Крайт, как помните, не подписал с нильфгаардцами перемирия, регулярно их
покусывает, нападает на них и сжигает приморские поселения и форты в
провинциях. Нильфгаардцы прозвали его Тырт ыс Муиром, Морским Вепрем. Им пугают
детей.
– Робость нильфгаардских детей, – криво усмехнулся
Визимир, – не обеспечит нам безопасности.
– Конечно, – согласился Хенсельт. – Ее
обеспечит нечто иное. Не владея устьем реки и берегом, при открытом фланге
Эмгыр вар Эмрейс не сможет снабжать оружием и провиантом отряды, которые
переправились бы на правый берег Яруги. Какие еще молниеносные переброски,
какие кавалерийские рейды? Смешно! Через три дня после форсирования реки их
армии остановятся. Половина осадит крепости, остальные расползутся, чтобы
грабить, искать фураж и провизию. А когда их блистательная кавалерия сожрет
большую часть собственных лошадей, мы устроим им второй Содден. Черт побери,
хотелось бы, чтобы они форсировали реку! Но – увы и ах! – не форсируют.
– Допустим, – вдруг сказала Мэва из Лирии, –
Яругу они не форсируют. Допустим, Нильфгаард просто будет выжидать. Однако
подумаем, кому это на руку – нам или им? Кто может себе позволить выжидать в
бездействии, а кто нет?
– Именно! – подхватил Визимир. – Мэва, как
всегда, говорит мало, но бьет в яблочко. У Эмгыра есть время, братья… короли,
прости, Мэва. А у нас его нет. Разве вы не видите, что творится? Три года назад
Нильфгаард сдвинул камушек на склоне горы и теперь спокойно ждет лавины.
Попросту ждет, а с кручи скатываются все новые и новые камушки. Потому что тот,
первый, оказался тем камнем, трогать который было нельзя. А когда выяснилось,
что достаточно его тронуть, чтобы он покатился, так тут же нашлись другие,
которым лавина по душе. От Синих Гор до Бремервоосда по лесам шастают эльфьи
рабочие бригады, это уже не маленькая партизанская, а самая настоящая большая
война. Не успеем мы охнуть, как в бой кинутся свободные эльфы из Доль Блатанны.
В Махакаме уже бунтуют краснолюды, брокилонские дриады все больше наглеют. Это
война, война крупномасштабная. Война внутренняя. Гражданская. Наша. А
Нильфгаард ждет… На кого работает время, как думаете? В бригадах скоя’таэлей
дерутся тридцати—сорокалетние эльфы. Но они живут по триста лет! У них время
есть. У нас его нет!
– Скоя’таэли, – согласился Хенсельт, – стали
истинным тернием в заднице. Парализуют мне торговлю и транспорт, терроризируют
фермеров. С этим надо кончать!
– Если нелюди хотят войны, они ее получат, –
вставил Фольтест из Темерии. – Я всегда был сторонником дружбы и мирного
сосуществования, но если они предпочитают пробу сил, посмотрим, кто сильнее. Я
готов. В Темерии и Соддене берусь уничтожить белок за шесть месяцев. Однажды
эти земли наши предки уже залили кровью эльфов. Я считаю это трагедией, но выхода
не вижу, трагедия повторится. Эльфов необходимо… пацифицировать.
– Твои войска двинутся на эльфов, если ты отдашь им
приказ, – кивнул Демавенд. – Но пойдут ли они на людей? На кметов, из
которых ты набираешь пехоту? На цеховиков? На свободные города? Визимир, говоря
о скоя’таэлях, назвал только один камушек из лавины. Да, да, господа, не
таращите на меня глаза! По деревням и городкам уже начинают болтать, что на
захваченных Нильфгаардом землях кметам, фермерам и ремесленникам живется легче,
свободнее и богаче, что купеческие гильдии получили больше привилегий…
Нильфгаардские мануфактуры заваливают нас товарами. В Бругге и Вердэне их
деньги вытесняют местную валюту. Если мы будем сидеть сложа руки, то погибнем,
переругавшись и запутавшись в конфликтах, увязнув в усмирении восстаний и
бунтов, постепенно попадая в зависимость от экономической мощи Нильфгаарда. Мы
погибнем, задохнувшись в собственном затхлом закутке, потому что, поймите,
Нильфгаард перекрывает нам дорогу на Юг, а нам необходимо развиваться. К тому
же экспансивно, в противном случае нашим внукам не будет здесь места!
Собравшиеся молчали. Визимир Реданский глубоко вздохнул,
схватил один из стоявших на столе кубков, пил долго. Молчание затягивалось,
дождь стучал в окна, ветер выл и хлопал ставнями.
– Всеми сложностями, о которых мы говорим, –
сказал наконец Хенсельт, – мы обязаны Нильфгаарду. Эмиссары Эмгыра
подзуживают нелюдей и призывают к беспорядкам. Это они разбрасываются золотом и
сулят баронам и дюкам высокие должности в провинциях, которые создадут на месте
наших королевств. Не знаю, как у вас, а в Каэдвене ни с того ни с сего
расплодилось множество монахов, ворожеек и им подобных паршивых мистиков,
возвещающих конец света…
– У меня то же самое, – подтвердил
Фольтест. – Черт побери, сколько лет был покой! С тех пор как мой дед
указал монахам их место, их ряды здорово поредели, а оставшиеся служители божьи
взялись за полезные дела. Изучали книги, заботились об убогих, хворых и
бездомных, обучали детишек. В политику не вмешивались. А теперь вдруг очнулись
и в храмах выкрикивают бредни внимающему их сброду, а сброд слушает и
наконец-то понимает, почему ему так скверно живется. Я терплю, я не такой
порывистый, как мой дед, и почти не чувствителен ко всему, что подрывает мой
королевский авторитет и достоинство. В конце концов, что это за достоинство и
авторитет, если их может подорвать визг какого-то спятившего фанатика. Но и
моему терпению приходит конец. Последнее время главной темой проповедей стал
Спаситель, коий грядет с Юга. С Юга, понимаете? Из-за Яруги!
