– Успокойся. – Нэннеке взглянула на Йеннифэр
холодно и как-то на удивление неуважительно. – Я сказала, это были
натуральные, совершенно безвредные снадобья. Прости, дорогая, но в этом я
разбираюсь лучше тебя. Конечно, для тебя существует только один-единственный
авторитет – ты сама, но в данном случае я вынуждена тебя разочаровать. И давай
больше к этому не возвращаться.
– Как хочешь. – Йеннифэр поджала губы. – Ну
пошли, девочка. Времени у нас немного, грешно растрачивать его впустую.
Цири с трудом сдержала дрожь в руках, сглотнула,
вопросительно взглянула на Нэннеке. У первосвященницы было серьезное и вроде бы
опечаленное лицо, а улыбка, которой она ответила на немой вопрос, была очень
искусственной.
– Сейчас ты пойдешь с госпожой Йеннифэр, – сказала
она. – Некоторое время госпожа Йеннифэр будет тобой руководить.
Цири, стиснув зубы, опустила голову.
– Ты наверняка удивлена, – продолжала
Нэннеке, – что тебя вдруг берет под свою опеку магистр магии. Но ты умная
девочка, Цири. Догадываешься, в чем причина. Ты унаследовала от предков
некоторые… свойства. Знаешь, о чем я. Ты приходила ко мне после тех снов, после
ночных тревог в опочивальне. Я не могла тебе помочь. Но госпожа Йеннифэр…
– Госпожа Йеннифэр, – прервала чародейка, –
сделает все, что надо. Пошли, девочка.
– Иди! – кивнула Нэннеке, тщетно пытаясь придать
улыбке хотя бы видимость натуральности. – Иди, дитя мое. Помни, такой
опекун, как госпожа Йеннифэр, – огромная честь. Не опозорь храм и нас,
твоих учителей. И будь послушна.
«Сбегу сегодня же ночью, – решила Цири. – Обратно,
в Каэр Морхен. Уведу коня из конюшни, и только меня и видели. Сбегу!»
– Размечталась, – вполголоса сказала чародейка.
– Что? – подняла голову жрица. – Что ты
сказала?
– Ничего, ничего, – улыбнулась Йеннифэр. –
Тебе показалось. А может, показалось мне? Глянь-ка на свою подопечную, Нэннеке.
Злая как кошка. Искры из глаз, того и гляди зашипит, а если б умела, наверняка
и уши прижала. Ведьмачка! Придется как следует взять ее за шиворот, подпилить
коготки!
– Будь снисходительной. – Черты лица
первосвященницы ожесточились. – Пожалуйста, прояви к ней снисходительность
и сердечность. Она действительно вовсе не та, за кого ты ее принимаешь.
– Что ты хочешь этим сказать?
– Она тебе не соперница, Йеннифэр.
Несколько секунд они мерили друг друга взглядами, чародейка
и жрица, а Цири почувствовала, как дрожит воздух и какая-то удивительная,
страшная Сила застывает между ними. Так продолжалось долю секунды, потом Сила
исчезла, а Йеннифэр рассмеялась, свободно и звонко.
– Я забыла, – сказала она, – ты всегда
принимаешь его сторону, а, Нэннеке? Всегда полна забот о нем. Как мать, которой
у него никогда не было.
– А ты всегда против него, – зло усмехнулась
жрица. – Как всегда, одаряешь его сильным чувством. И изо всех сил
стараешься не наживать этих чувств. Не называть их настоящим именем.
Цири снова почувствовала нарастающую где-то внизу живота
ярость, пульсирующее в висках упрямство и бунт. Вспомнила, сколько раз и при
каких обстоятельствах она слышала это имя – Йеннифэр. Имя, которое пробуждало
беспокойство, имя, которое было символом какой-то грозной тайны. Она
догадывалась, что это за тайна.
«Разговаривают при мне открыто, не смущаясь, – подумала
она, чувствуя, как руки снова начинают дрожать от злости. – Совершенно со
мной не считаются. Вообще не обращают на меня внимания. Словно я ребенок.
Разговаривают о Геральте при мне, в моем присутствии, а ведь этого делать
нельзя, потому что я… Я…
Кто я?»
– А ты, Нэннеке, – возразила чародейка, – как
всегда, любишь анализировать чужие чувства и, словно этого мало, еще и
интерпретировать по собственному усмотрению!
– И сую нос в чужие дела?
– Я не хотела этого сказать. – Йеннифэр тряхнула
черными локонами, а локоны сверкнули и свернулись змеями. – Благодарю, что
ты сделала это за меня. А теперь давай сменим тему. Потому что глупее этой не
сыскать. Даже стыдно перед нашей юной послушницей. Что же касается снисходительности,
о которой ты меня просишь… Я буду снисходительной. Вот с сердечностью могут
возникнуть сложности, ведь все полагают, что у меня такого органа нет. Ну да
ладно, как-нибудь управимся. Верно, Неожиданность?
Она улыбнулась Цири, а Цири, наперекор себе, наперекор
злости и раздражению, вынуждена была ответить улыбкой. Потому что улыбка
чародейки оказалась неожиданно милой, доброжелательной и… сердечной. И очень
красивой.
Цири выслушала речь Йеннифэр, демонстративно отвернувшись
спиной и прикидываясь, будто все ее внимание поглощает шмель, гудящий в цветке
одной из растущих у стены храма мальв.
– Никто меня об этом не спрашивал, – буркнула она.
– О чем не спрашивал?
Цири развернулась в полупируэте, зло ударила кулаком по
мальве. Шмель улетел с раздраженным гудением.
– Никто меня не спрашивал, хочу ли я, чтобы ты меня
учила!
Йеннифэр подбоченилась, сверкнула глазами и прошипела:
– Какое совпадение. Представь себе, меня тоже никто не
спрашивал, хочу ли я тебя учить. Впрочем, желание тут ни при чем. Я не беру в
ученики кого попало, а ты, вопреки всему, еще можешь оказаться именно «кем
попало». Меня попросили проверить, что ты такое. Посмотреть, что в тебе сидит и
как с тобой обстоят дела. А я, хоть и без особого желания, согласилась.
– Но я-то еще не согласилась!
Чародейка подняла руку, шевельнула пальцами. Цири
почувствовала, как заколотилось в висках, а в ушах зашумело, как бывает, когда
заглатываешь слюну, но гораздо сильнее. Почувствовала сонливость и
обессиливающую слабость, утомление, из-за которого немеет шея, становятся
ватными ноги.
Йеннифэр опустила руку, и все эти странности мгновенно
прекратились.
