– На территории храма Мелитэле? Чтобы Нэннеке вытурила
нас в шею? Нет уж, благодарю. А теперь сиди смирно. Мне надо подумать.
– А над чем ты так раздумываешь? Ну, ну, все. Молчу.
– Не нахожу слов от радости. А я уже начала было
опасаться, что ты задашь один из своих несравненных вопросов.
– Почему бы и нет? Я люблю твои несравненные ответы!
– Наглеешь, утенок.
– Я – чародейка. А чародейки ехидны и наглы.
Молчание. В воздухе неподвижность. Душно, как перед грозой.
И тишина. На этот раз прерываемая только далеким карканьем воронья.
– Их все больше, – задрала Цири голову. –
Летят и летят… Как осенью. Отвратные птицы… Жрицы говорят, что это плохой знак…
Знамя… Нет. Знамение или как-то так. Что такое знамение, госпожа Йеннифэр?
– Прочитай в Dhu Dwimme morc. Там целая глава посвящена
этому.
Молчание.
– Госпожа Йеннифэр?
– А, черт! Ну что там еще?
– Почему Геральт так долго… Почему он не приезжает?
– Наверно, забыл о тебе, утенок. Нашел себе девочку
покрасивее.
– Ох, нет! Знаю, что не забыл! Не мог! Знаю, знаю
наверняка, госпожа Йеннифэр!
– Прекрасно, что знаешь. Счастливый ты… утенок.
– Я тебя не любила, – повторила Цири.
Йеннифэр не взглянула на нее, по-прежнему стояла,
отвернувшись, у окна и глядела в сторону темнеющих на востоке холмов. Над
холмами небо было черным от воронья.
«Сейчас спросит, – подумала Цири, – почему я ее не
любила. Нет, она слишком умна для таких вопросов. Сухо обратит внимание на
грамматическую форму и спросит, с каких пор я начала употреблять прошедшее
время. И я скажу. Я буду такая же сухая, как она, повторю ее тон, пусть знает,
что я тоже умею притворяться холодной, бесчувственной и равнодушной, стыдящейся
чувств и эмоций. Я ей все скажу. Хочу, должна все сказать. Хочу, чтобы она обо
всем знала, прежде чем мы покинем храм Мелитэле. Прежде чем выедем, чтобы
наконец встретиться с тем, по которому я тоскую. С тем, по которому тоскует
она. С тем, кто наверняка тоскует по нам обеим. Хочу сказать ей, что…
Я скажу ей это. Только бы она спросила».
Чародейка отвернулась от окна, улыбнулась. И не спросила ни
о чем.
* * *
Они выехали на следующее утро на заре. В мужских дорожных
одеждах, в плащах, шапочках и капюшонах, прикрывающих волосы. Обе вооруженные.
Провожала их только Нэннеке. Они с Йеннифэр долго и тихо
разговаривали, потом обе, чародейка и первосвященница, крепко, по-мужски пожали
друг другу руки. Цири, держа поводья своей серой в яблоках лошади, хотела
попрощаться так же, но Нэннеке не позволила. Обняла ее, прижала, поцеловала. В
глазах у нее стояли слезы. У Цири тоже.
– Ну, – наконец сказала первосвященница, вытирая
глаза рукавом. – Отправляйтесь. Пусть Великая Мелитэле хранит вас в пути,
дорогие мои. Но у богини и без вас множество дел, так что сами тоже не
плошайте. Смотри за ней, Йеннифэр. Береги ее как зеницу ока.
– Надеюсь, – едва заметно усмехнулась
чародейка, – что смогу уберечь гораздо лучше.
По небу в сторону Долины Понтара летели стаи ворон, громко
каркая. Нэннеке не смотрела на них.
– Берегите себя, – повторила она. – Грядут
тяжелые времена. Может оказаться, что Ithlinne aep Aevenien знала, что
предрекает. Грядет Час Меча и Топора. Час Презрения и Волчьей Пурги. Береги ее,
Йеннифэр. Не позволяй никому обижать ее.
– Я вернусь сюда, матушка, – сказала Цири,
запрыгивая в седло. – Обязательно вернусь! Скоро!
Ей было невдомек, как сильно она ошибалась.
