— Я — шотландец, мистер Вулф, и все же признаю, что вел себя как последний болван. Больше того, я слабый человек. А вы, очевидно, знаете, какими упрямыми бывают иногда слабые люди. Временами и я бываю таким. — Он подался вперед; голос его зазвенел. — Все, что я только что сказал о коробке конфет, я готов повторять до самой своей смерти!
— Вот как! Ну что ж, — Вулф внимательно посмотрел на собеседника, — не тратьте силы, испытывая мое слабое терпение, ведь вам еще предстоят серьезные неприятности. Как вы этого не понимаете? Я должен в ближайшее время распутать этот клубок, иначе мне придется сообщить все, что я знаю, полиции. Это мой долг перед мистером Кремером, поскольку я согласился помочь ему. Если вы и в полиции будете нести такой же вздор, там решат, что вы замешаны в преступлении. Вас бросят за решетку, будут допрашивать, может быть, даже кулаки в ход пустят, хотя по отношению к человеку вашего положения это маловероятно. Но в любом случае пострадают ваше доброе имя, работа и пищеварение. При определенной настойчивости полиции вас могут и на электрический стул посадить. Упрямство и глупость — дело, как говорится, личное, но не до такой же степени.
— До такой! — странно возразил Макнейр и снова подался вперед. — Я другое хочу сказать. Я не идиот и знаю, что делаю. Да, я измотан, я попал в беду, но я отдаю себе отчет в своих поступках. Запугали Елену, чуть ли не силой привезли бедную девушку сюда — полагаете, я из-за этого к вам пришел? Ошибаетесь. Я все равно бы вам все рассказал. Более того, я ведь, по сути дела, признал, что мой рассказ о злополучной коробке конфет не вполне правдив, и тем не менее… Я мог бы сразу рассказать все откровенно, и мне бы поверили. Но я не хотел, чтобы вы сочли меня круглым дураком. Старался произвести на вас хорошее впечатление — насколько это возможно при данных обстоятельствах. Дело в том, что я хочу просить вас о большой услуге. Да, я приехал разобраться, что тут с Еленой. Но не только для этого… Я прошу вас принять согласно завещанию часть моего наследства.
Вообще Вулф удивляться не умеет. Но тут он просто остолбенел. Я тоже остолбенел: предложение Макнейра смахивало на попытку элементарного подкупа, дабы Вулф спустил дело на тормозах. Я даже испытал уважение к шотландцу и посмотрел на него совсем другим взглядом.
— Я хочу передать вам, — продолжал Макнейр, — небольшую вещь, но это накладывает на вас огромную ответственность. Удивительно, что я вынужден обращаться за помощью именно к вам. Двенадцать лет я прожил в Нью-Йорке и только на днях понял, что у меня нет ни одного близкого человека, которому я мог бы полностью довериться. Нет, конечно, у меня есть друзья, и на них можно положиться в обычных делах. Но вот доверить самое важное, то, что ценнее жизни… Сегодня у моего адвоката я должен был назвать имя такого человека, и я назвал вас. Я вас совсем не знаю и видел-то один-единственный раз. Но почему-то мне показалось, что вы именно тот человек. Вчера вечером и сегодня утром я наводил справки и, думаю, не ошибся: в вашем лице я нашел мужественного, умного и абсолютно честного человека. Бумаги надо было оформить именно сегодня, и я осмелился назвать вас.
Макнейр сполз на самый край сиденья, обеими руками ухватился за стол, и я увидел, как снова задергалась мышца у него на шее.
— В завещании есть пункт, предусматривающий выплату вам определенной суммы. Вполне приличные деньги. Ателье дает хороший доход, а капиталы я вкладываю очень осмотрительно. Для вас это всего лишь очередная работа, но для меня… Вы даже не представляете, как это важно, особенно после моей смерти. Боже мой, если бы я был уверен! Мистер Вулф, если бы я знал… тогда и умереть можно спокойно. Сегодня днем я переделал завещание и вписал ваше имя. Теперь все зависит от вас. Понимаю, я должен был сначала поговорить с вами. Но я решил: пусть уж все будет оформлено как следует, мало ли что. Конечно, если вы возражаете, тогда все пропало. Пожалуйста, дайте согласие, чтобы я был спокоен. Прошу вас, мистер Вулф! — Плечо у Макнейра затряслось, он еще крепче вцепился в стол. — А там будь что будет.
— Мистер Макнейр, успокойтесь, — сказал Вулф. — Сами себя заводите. Так и до припадка недалеко. Что же, по-вашему, будет? Смерть?
— Я готов ко всему.
— Вы совсем пали духом, — покачал головой Вулф, — начинаете заговариваться. При таком состоянии ваши заявления об отравленных конфетах просто не могут приниматься в расчет. Очевидно…
— Я назвал вас, — прервал Вулфа Макнейр. — Вы согласны?
— Нет уж, позвольте, — возразил Вулф. — Очевидно, вам известно, кто отравил конфеты, и так же хорошо известно, что предназначались они для вас. Вы до смерти боитесь, что злоумышленник будет преследовать вас вновь, несмотря на трагическую неудачу первого покушения. И поэтому, возможно, кто-то еще находится в опасности. Но вы и в мыслях не допускаете, что существует человек, способный найти убийцу, и, вместо того чтобы довериться такому человеку, вы хнычете и хвастаетесь своим упрямством. Более того, у вас хватает нахальства предложить мне некую работу, не соизволив объяснить, в чем она заключается, и не называя сумму вознаграждения. Чудовищно! Нет-нет, позвольте мне закончить. Я вот что скажу: либо все именно так, как я сказал, либо вы и есть убийца и пытаетесь найти такое изощренное оправдание, что у вас у самого голова кругом идет… Вы спрашиваете, согласен ли я. Если вы имеете в виду выполнение неведомого мне поручения за неведомую плату, отвечаю: ни в коем случае.
Вулф стал наливать себе пива. Макнейр сидел, все так же вцепившись обеими руками в край стола.
— Ничего, говорите, я не обижусь. Этого следовало ожидать. Я знаю, что вы за человек, так что не удивляюсь. Я вам все объясню, для того и приехал. И все-таки мне было бы спокойнее, если бы вы сейчас сказали… Честное слово, дело абсолютно законное.
— С какой стати? — Вулф явно терял терпение. — К чему эта спешка? У вас еще уйма времени. Раньше восьми я не обедаю. Не бойтесь, здесь вы в безопасности, у меня в кабинете смерть вас не настигнет. Соберитесь с мыслями и рассказывайте все по порядку. Только предупреждаю: мы запишем ваш рассказ, а вы потом поставите подпись.
— Нет, — энергично возразил Макнейр. — Никаких записей. И я не хочу, чтобы этот человек слышал, что я скажу.
— Тогда и я не буду вас слушать. — Вулф показал в мою сторону большим пальцем. — Это мистер Гудвин, мой помощник. Я ему доверяю так же, как себе. К тому же он в равной мере благоразумен и смел.
Макнейр посмотрел на меня.
— Но он слишком молод. И я его не знаю.
— Как вам угодно, — пожал плечами Вулф. — Уговаривать не буду.
— Знаю, что не будете, но деваться мне некуда. Ладно. Только не надо ничего записывать.
— Могу пойти на уступку, — предложил Вулф. — Пусть мистер Гудвин все-таки запишет, а мы потом посмотрим и, если нужно, уничтожим запись.
Макнейр наконец отцепился от стола и растерянно посмотрел на нас. В другое время я пожалел бы его. Куда ему, да еще в таком состоянии, тягаться с Вулфом? Макнейр уселся поглубже, сложил руки на груди, тут же опустил их, потом схватился за подлокотники кресла и наконец заговорил отрывистыми фразами:
