Вулф отрицательно покачал головой.
— Где мне тягаться со сворой ваших ищеек. Теперь куда ни сунься, они уж там. Весьма сожалею, сэр, что вынужден был разочаровать вас. Ну а если я в свою очередь что-нибудь раскопаю о красной шкатулке, вы первый об этом услышите. Надеюсь, мы расстаемся как братья по оружию? Я имею в виду нынешнее сражение.
— Само собой, дружки-приятели.
— Тогда у меня к вам есть одна небольшая просьба. Пусть все без исключения Фросты как можно быстрее ознакомятся с завещанием Макнейра. Мистера Джебера беспокоить не следует, он так или иначе все узнает от Фростов. И сделать это удобнее именно вам, а не мне, только, пожалуйста, без труб и барабанов.
— Верно. Что-нибудь еще?
— Нет. Пожалуй, все. Впрочем, если вы на самом деле разыщете шкатулку, не советую вывешивать на доске объявлений перечень ее содержимого. Со шкатулкой, думаю, следует обращаться крайне осторожно. Человек, который подложил отравленные таблетки в пузырек с аспирином, способен на что угодно.
— Угу. Что-нибудь еще?
— Побольше удачи — не так, как сегодня.
— Благодарю. Удача мне не помешает.
Инспектор отбыл. Вулф позвонил, чтобы принесли пива. Я сходил на кухню и налил себе молока. Мне уже было ясно, что Вулф ничего не собирается предпринимать. Шеф сидел, невозмутимо перелистывая новый каталог орхидей, пришедший с утренней почтой. Допив молоко и пожав плечами, я принялся заклеивать конверты и лепить на них марки. Потом прихватил в холле шляпу и пошел на угол, к почтовому ящику. Когда вернулся, приступ у Вулфа продолжался: разложив на столе Laeliocuttlega luminosa, он пинцетом приподнимал у цветка тычинки и разглядывал их через увеличительное стекло. Хорошо еще, что не полез в атлас. Я сел и заметил:
— А на дворе-то весна. Погода прекрасная. Второе апреля. Хотя Макнейр и сделал его днем траура.
Словно призрак вызывал, как вы вчера сказали. А теперь он и сам призрак.
— Думаю, нет, отнюдь не призрак, — равнодушно проговорил Вулф.
— Ну, во всяком случае, что-то нематериальное.
— Еще какое материальное! Если труп хорошенько не забальзамировать, он очень быстро разлагается.
— Тогда — пища для червей. Да что угодно… Могу я поинтересоваться: вы наше дело окончательно передали инспектору Кремеру? Может, я теперь должен бегать в управление за инструкциями?
Вулф ничего не ответил. Я подождал немного для приличия и продолжил:
— Что же это получается? Допустим, Кремер находит шкатулку и узнает все, что нам самим не помешало бы узнать. Потом, имея неопровержимые улики, он задерживает преступника, и первая часть вашего гонорара — тю-тю! А вторая уже вылетела в трубу, поскольку Макнейр мертв и богатой наследнице в ателье просто нечего делать. Похоже, что одной неприятности — наблюдать, как на ваших глазах умирает человек, — вам мало. И даже некому предъявить счет. Вы же сами меня учили денежки считать. Док Уолмер, и тот за вчерашний визит потребует не меньше пятерки. Можно, конечно, его гонорар включить в счет долгов по наследству, но хлопот не оберешься, да и расходы тоже будут, потому что хоть вы и душеприказчик, но без вознаграждения. Кстати, если вы душеприказчик, разве не нужно подсуетиться, что-то предпринять?
Вулф молчал.
— Вдобавок у Кремера вообще нет никаких прав на эту шкатулку. По закону она ваша. Но попади шкатулка ему в руки — зажмет, как пить дать зажмет. Можно тогда, конечно, попросить вашего адвоката направить официальный протест…
— Помолчи, Арчи. — Вулф отложил увеличительное стекло. — Чепуху мелешь. А может, не чепуху? Может, лучше возьмешь револьвер и перестреляешь всех кремеровских ищеек? А потом сам найдешь шкатулку.
— Не надо ни в кого стрелять, — усмехнулся я снисходительно. — Будь у меня такой талант, как у вас, я бы уселся поудобнее в кресле, закрыл глаза и нарисовал бы психологический портрет Макнейра. Как с Полом Чапином, помните? Обдумал бы хорошенько, что за человек такой Бойден Макнейр, чем дышит и прочее. Потом спросил бы себя: если бы я был он и если бы мне надо было сохранить какую-нибудь очень ценную вещь, ну, например… красную шкатулку, где бы ее спрятал? Потом сказал бы: Арчи, поезжай туда-то и привези шкатулку. И пока бы кремеровские орлы раскачивались, она была бы уже у вас.
— Хватит, — твердо сказал Вулф. — Я терплю подхаkимаж, только когда он на пользу. Сейчас мне нужен не подхалимаж, а факты. С другой стороны, я не желаю тратить ни твои, ни свои силы на собирание фактов, которые могут оказаться совершенно бесполезными, как только шкатулка будет найдена. Что же касается ее поисков, мы — вне игры: кремеровские ищейки любую дыру обнюхают. — Тон его сделался язвительным. — Хочу напомнить тебе о намеченной вчера программе. Я собирался наблюдать за приготовлением гуся на кухне, а не покойника в кабинете. А ты должен был с утра съездить к мистеру Зальценбаху в Гарфилд за козленком. И не досаждай мне пустяками. После ленча… Что там еще, Фриц?
Фриц подошел поближе.
— Вас желает видеть мистер Луэллин Фрост.
— Черт! — вздохнул Вулф. — Ничего не поделаешь. Слушай, Арчи, может, ты его… Впрочем, не надо. Клиент как-никак. Проси.
ГЛАВА 10
Судя по всему, сегодня Луэллин Фрост не собирался никого вытаскивать из кресла. И адвоката с ним не было. А вид он имел виноватый, как бы даже пришибленный, и галстук сбился на сторону. Фрост предупредительно поприветствовал нас «добрым утром», словно ему было важно получить подтверждение, что утро и в самом деле доброе, и даже поблагодарил Вулфа, когда тот предложил ему сесть. Он сел и вопросительно поглядел на Вулфа, потом на меня, как будто не знал или забыл, зачем приехал.
— Для вас это тяжелый удар, мистер Фрост, — сказал Вулф. — Для меня тоже. Мистер Макнейр сидел в кресле, где сейчас сидите вы, когда проглотил отравленные таблетки.
— Я знаю, — кивнул Лу Фрост. — Скончался на месте.
— Совершенно верно. Считается, что достаточно трех фан цианистого калия, чтобы практически мгновенно убить человека. Мистер Макнейр принял пять гран, если не все десять. Примите мои соболезнования. Хотя отношения между вами были натянутые, все же вы достаточно давно знакомы — я не ошибаюсь?
Луэллин снова кивнул.
— Да, мы были знакомы лет десять. Отношения у нас были вроде ничего… — Он помедлил, подумал. — Нет, наверное, действительно натянутые. Но личной неприязни не было. Просто получилось недоразумение. Только сегодня утром я узнал, что ошибался. Я думал, он хочет, чтобы моя кузина вышла за этого Джебера. Но, оказывается, он был категорически против. — Луэллин снова помолчал. — Понимаете, когда я был у вас в понедельник и на той неделе тоже… Мне казалось… Словом, у меня были подозрения, но я ничего не сказал ни вам, ни мистеру Гудвину. Понимал, что могу ошибаться, и не хотел никого обвинять. Мне нужно было только выяснить… Я хочу извиниться перед вами. Кузина сказала, что действительно видела эту коробку конфет. Сказала, где и при каких обстоятельствах. Теперь я понимаю, что было бы лучше, если бы она вам сразу все объяснила. И она это понимает. Но беда в том, что мысли у меня тогда работали в другом направлении.
