— Да.
— Хорошо. — Он повесил трубку, что сделали и мы с Вульфом.
— Вам отказывает память, — заметил я, — Вы забыли, что он еще сказал, что отправил вам письмо.
— Я предпочитаю читать свою почту без посторонних. Где живет мистер Корриган?
Я взял телефонный справочник Манхэттена, перелистал его и нашел адрес. Затем, чтобы перепроверить, я подошел, открыл шкаф с архивом, достал папку с делом нашего клиента Уэлмана и перелистал имеющиеся в ней бумаги.
— Корриган живет в доме 145 на Восточной Тридцать шестой улице. Фелпс живет в доме 317 на Западной стороне Центрального парка, Кастин живет в доме 165 на Парк авеню, Бриггс — в Ларчмонте, а О′Мэлли по адресу; 202, Восточная Восемьдесят восьмая улица.
Я положил папку обратно и запер шкаф.
— Могу ложиться?
— Нет.
— Я так и думал. А что делать: сидеть и ждать? Если даже они найдут труп, они могут до утра нам не позвонить. А на такси я доберусь за пять минут до пересечения Тридцать шестой с Лексингтон авеню. И стоить это будет пятьдесят центов, включая чаевые. Если пусто, я вернусь домой. Ехать?
— Да.
Я спустился в холл, надел шляпу и пальто, вышел и пешком прошел квартал в северном направлении. На Десятой авеню я остановил такси, сел и назвал водителю адрес.
Напротив дома 145 на Восточной Тридцать шестой во втором ряду стояла оборудованная радиотелефоном пустая машина. Я вошел в здание. В подъезде в списке проживающих Корриган был указан пятым. Я вошел в вестибюль. Этот дом скорее всего принадлежал когда-то одной семье, а потом его переделали в многоквартирный с лифтом без лифтера. Лифт стоял в подвале. И оттуда доносились голоса, но никого не было видно. Я вошел в лифт, нажал кнопку пятого этажа и поднялся наверх. Когда лифт остановился, я вышел. На площадке справа была всего одна дверь, и около нее стоял полицейский.
— Кто вы такой? — довольно неприветливо встретил он меня.
— Арчи Гудвин. Я работаю на Ниро Вульфа.
— Что вам нужно?
— Я хочу лечь спать. Но прежде должен убедиться, не провели ли нас. Мы сообщили об этом случае в полицию. Человек, который здесь живет, как он сказал, позвонил нам и велел слушать. Раздался звук выстрела или что-то очень похожее. Трубки он не повесил, но молчал, и тогда мы позвонили в уголовный отдел. Мы не знаем, отсюда ли был звонок, потому я и приехал убедиться.
— А почему в уголовку?
— Потому что это может иметь отношение к делу, которое они сейчас расследуют. У нас там друзья — иногда друзья, иногда враги, — сами знаете, как это бывает. Ваш напарник там?
— Нет. Дверь заперта. Он пошел вниз за консьержем. А что этот человек сказал, когда звонил?
— Велел слушать, что произойдет. А потом раздался, похоже, выстрел. Можно мне приложить ухо к двери?
— Зачем?
— Послушать радио.
— Я про вас знаю. Говорят, большой шутник. Мне что, смеяться?
— Нет, сегодня не до шуток. Я очень хочу спать. По телефону нам слышно было радио, и я хочу проверить, если вы не возражаете.
— Только не дотрагивайтесь до ручки двери.
— Постараюсь.
Он отодвинулся, и я приложил ухо туда, где дверь соединяется с притолокой. Мне хватило десяти секунд. Пока я слушал, лифт поехал вниз.
Я выпрямился.
— Точно Билл Стерн. WNBC.
— Вы слышали по телефону Билла Стерна?
— Нет. Но передачу вела WNBC «Жизнь Райли». А в десять тридцать в эфир выходит Билл Стерн.
— Молодцы «Янки», правда?
Я, честно говоря, болею за «Джайнтс», но мне нужно было попасть в квартиру и поэтому следовало быть дипломатом.
— Еще бы! — подтвердил я. — Надеюсь, Мэнтл покажет, на что способен.
Он тоже надеялся, но уверен не был. По его мнению, эти вундеркинды редко оказываются достойными тех баек, что про них рассказывают. У него были и другие предположения, которые он собрался мне поведать, когда подъехал и остановился лифт, дверь отворилась и оттуда вышли сразу двое. Один был тоже полицейский, второй — коротышка с остатками зубов, да к тому же хромой, одетый вместо халата в вышедшее из употребления пальто. Полицейский, изумившись при виде меня, спросил:
— А это кто? Из отделения?
— Нет. Это Арчи Гудвин от Ниро Вульфа.
— А, он? Откуда это он здесь возник?
— Ладно, потом. Отойдите от двери! Давайте ключ!
Коротышка не стал спорить и отошел от двери. Старший из полицейских вставил ключ в замочную скважину, повернул его и, положив носовой платок на ручку двери — я еле удержался от смеха, — нажал ее и в сопровождении второго полицейского вошел в квартиру. Я тоже проскользнул туда вслед за ними. Мы очутились в узком холле, куда выходили три двери. Дверь справа была отворена, и полицейский направился туда. Сделав два шага, он остановился как вкопанный, поэтому я чуть на него не налетел.
Это была довольно больших размеров гостиная, обставленная мужчиной и предназначенная для него. Это я понял, бросив один взгляд, ибо рассмотреть обстановку, если потребуется, можно будет потом. На столе в дальнем конце комнаты, между окон, был телефон, трубка от которого валялась на полу. Там же на полу дюймах в шести от трубки покоилась голова Джеймса А. Корригана, а сам он лежал ногами к окну. Еще на полу валялся футах в двух от бедра Корригана револьвер — оттуда, где я стоял, мне показалось, что это «марли» тридцать второго калибра. Горел свет. Включено было и стоявшее на краю стола радио, откуда Билл Стерн вещал, что он думает о том, как плохо играют наши баскетболисты. У Корригана на виске справа темнело большое пятно, на расстоянии казавшееся почти черным.
Полицейский подошел к нему и присел на корточки. Через десять секунд, чего явно было недостаточно, он поднялся и сказал:
— Умер незадолго до нашего появления. — Голос у него дрожал, но он сумел взять себя в руки. Этим телефоном пользоваться нельзя. Спустись вниз и позвони. Только не беги, не то сломаешь себе шею.
Второй полицейский вышел.
— Вам он виден оттуда, Гудвин? — теперь уже с твердостью в голосе спросил старший. — Подойдите поближе, только ничего руками не трогайте.
Я приблизился.
— Это он. Тот, что звонил. Джеймс А. Корриган.
— Значит, вы слышали, как он застрелился?
— Наверное. — Я положил одну руку себе на живот, а другую — на горло. — Я не спал всю прошлую ночь и сейчас плохо себя чувствую. Я схожу в ванную комнату.
— Только ничего не трогайте.
— Не буду.
Я бы не сумел смотаться, если бы не радио. Музыка заглушала мои шаги, когда я добрался до двери, которая так и осталась открытой, потом на цыпочках выбрался в холл и вышел на лестницу. Спустившись на четыре этажа вниз, я на минуту остановился, прислушиваясь, у двери, которая вела в вестибюль на первом этаже, и когда ничего не услышал, открыл ее и вышел. Коротышка с испуганным видом топтался у лифта. Он ничего не сказал, я тоже промолчал и пошел к выходу. На улице я сразу повернул направо, прошел полквартала до Лексингтон авеню, остановил такси и через семь минут уже вылезал из него у входа в дом Вульфа.
