— Я встретила кое-кого в холле. Стива Циммермана. Он сказал, что я не должна видеть вас. Сказал, мне нужно выждать и зайти к вам позже.
Сторс поморщился:
— Так прямо и сказал?
Она кивнула:
— Он запинался. Это смешно само по себе, вы ведь знаете, как он может говорить, особенно если дать ему такую возможность. Я была удивлена, встретив его здесь… Мне казалось, что вы его настолько терпеть не можете…
— Что еще он сказал?
— Больше ничего. О, правда, еще лепетал что-то о смертельном вреде, о преданности и жертвах… Вам не кажется, что он чокнутый? Мне, например, да. Я ожидала, что найду вас… Ну, не знаю. Он просто сумасшедший. Я думала, вы терпите его из-за Мартина. Мне казалось, он вам просто противен.
— Это точно. — Сторс поджал губы и продолжил: — Циммерман просто мерзок. Он моральный и эмоциональный выродок. И это называется современная психология! Фу! — Свои слова он сопроводил коротким, но красноречивым жестом. — Что еще он поведал?
— Ничего.
— Ты что-то говорила про смертельный вред?
— Он нес чепуху, так мне показалось. — Сильвия снова закусила губу, задумалась, потом выпрямилась. — Но я опоздала и задерживаю вас. Прошлым вечером мы долго разговаривали с Дол.
Сторс кивнул:
— Ты собиралась, и я сказал…
— Я в курсе. Но послушайте, Пи Эл. Пожалуйста, послушайте. Я понимаю, что нет смысла спорить с вами о Дол, мы только поссоримся. Но я должна передать вам суть нашего разговора. Три основных момента. Подождите-ка. — Сильвия открыла свою сумочку из страусиной кожи и стала рыться в ней в поисках записи. Она развернула ее и нахмурилась. — Ну, во-первых, об огласке. Дол согласна. Эта заметка во вчерашней «Санди газетт» всего лишь недоразумение, да я вам уже говорила вчера. Лен Чишолм…
— Бесполезно, — коротко бросил Сторс. — Нет, в самом деле, Сильвия…
— Подождите, Пи Эл. — Сильвия повысила голос. — Можете минутку помолчать? И потом, вы должны рассуждать здраво. Лен достал эти карточки и дразнил нас. Мы думали, что он всего лишь шутит. И вдруг редактор «Санди» предложил ему за них две сотни долларов, а ему нужны были деньги. Дол говорит, — она кивнула на записку, — что может дать письменное ручательство, что ничего подобного впредь не повторится. Это первое. Теперь по поводу того, что я слишком много провожу там времени. Мне кажется, что это глупо, какая разница, где я околачиваюсь, там или в другом месте, лишь бы не в тюрьме. Впрочем, это ничуть не вульгарней, чем собачья выставка, по крайней мере не так воняет. Вот и Дол пишет: «Мисс Рэфрей будет приходить в офис не чаще трех раз в неделю, для участия в совещаниях», — так что все решено. А вот третье, и последнее, ну, это огромная уступка с моей стороны. Дол меня убедила. Не думаю, что прежнее название фирмы «Боннер и Рэфрей» звучало как-то не так — меня оно вполне устраивало, но Дол настояла на своем. Теперь мы будем именоваться «Детективное агентство Боннер, инкорпорейтед». Мы с Дол будем иметь в нем равные паи, как раньше. Она станет президентом, а я буду вице-президентом и казначеем… Слушайте, да прекратите вы качать головой!
Голова у Сторса подрагивала, как у китайского болванчика. Медленно, с присущей ему методичностью покачивалась из стороны в сторону. После ее протеста всякое движение прекратилось, и Сторс мрачно воззрился на нее. Наконец он умоляюще произнес:
— Сильвия… дорогое дитя, дорогая Сильвия.
— О боже мой! — Она раздраженно замахала руками. — Это предел. Пи Эл пытается воздействовать на меня лаской. Лучше уж как мужчина с мужчиной. А то нечестно.
— Конечно нечестно. — Он снова покачал головой и едва подавил вздох. — Я не пытаюсь на тебя воздействовать. Я просто думал о… нет, не сейчас… нет, сейчас не могу. — Его голос внезапно помрачнел. — Думаешь, я только играю сцену? Это не так. Впервые в жизни я понял убийцу. Вот сейчас я мог бы убить, — он сжал кулаки, — вот этими руками, без сожаления. И почувствовать, что сделал доброе дело, и с большой охотой… — Внезапно он замолчал и отшвырнул от себя тяжелое пресс-папье, заскользившее по полированной крышке стола и врезавшееся в корзину для бумаг. Он бросил взгляд на корзину и перевел его на Сильвию. — Я проклятый дурак. Сейчас не могу. Полагаю, увижу тебя за городом сегодня вечером вместе с нами?
Она пристально смотрела на него. Затем с недоверием сказала:
— Не знала, что вы можете до такой степени выйти из себя.
— Вовсе нет! — Казалось, он взял себя в руки. — А это все… забудь. Увидимся вечером. Ты будешь в Берчхевене?
Сильвия кивнула:
— Попозже. У меня партия в теннис с Мартином, а потом обед. Я приеду с Джэнет. Это из-за денег? Я имею в виду задумку про убийство? Потому что, как я полагаю, их у меня еще осталось предостаточно…
— Нет. Не из-за денег. — Он смущенно глянул на нее. — Благослови тебя Бог, моя дорогая, и спасибо тебе…
— Прекратите! Опять эти слюни! Вам не к лицу.
— Я вовсе не млею. Просто вспомнил, что ты настояла купить две тысячи акций нашего казначейства, именно тогда, когда…
— Ни к чему вспоминать. Да я ничего и не потеряла, разве не так?
— Нет. Слава богу, акции на рынке поползли в гору…
— Так оставим это. — Сильвия улыбнулась ему. — Пи Эл, дорогой, не думайте об убийстве. — Тут она поднялась, и улыбка ее стала еще очаровательней. — Впервые я вижу, как вас довели до бешенства… причина должна быть серьезной. Сомневаюсь, чтобы мы с Джэнет успели приехать до десяти. Вы же знаете, каково обедать у Мартина. А от фазана меня просто тошнит. Когда мы поженимся, придется ему обойтись без фазанов! — Тут она взглянула на свои часики. — Боже правый! Я испортила вам все утро. — Она заторопилась к двери, помахав на прощание рукой. — Скажу Дол, что по всем трем пунктам — полный ажур.
— Сильвия! — рявкнул из кресла Сторс. — Вернись!
Она вскинула недоуменно брови:
— Что?
— Вернись. — Он смотрел на нее пылающим взглядом. — Ты хорошо знаешь, что меня на мякине не проведешь. Ты не скажешь мисс Боннер ничего подобного. Я еще не согласился на это и не соглашусь никогда. Ты знаешь, что было сказано вчера. Твоя связь с этим отвр… ну, скажем так, предприятием должна быть прекращена раз и навсегда!
Сильвия напряглась и нахмурилась.
— Пи Эл, мне не нравится ваш тон, знаете ли. Он был уместен, пока я была ребенком, но теперь, когда я уже выучила таблицу умножения… в конце концов, через шесть месяцев…
— Я знаю. В марте тебе исполнится двадцать один год. — Сторс ударил кулаком по столу. — Черт побери! Сильвия! Мне что, снова повторять? Мой тон не имеет отношения к делу. Я отказываюсь от права влиять на твою жизнь, хотя до твоего совершеннолетия еще полгода. Только взгляни на себя! Все эти три года я понимал, что быть твоим опекуном — это… величайшая глупость с моей стороны! История и литература полны примеров, когда престарелые опекуны влюблялись в…
