К нему туг же устремился охранник, а женщина отошла в
сторону и оказалась поблизости от Петра Степановича.
– Что-то мне сегодня не везет, – задумчиво сказала
она, глядя, как кружится шарик.
– Рискнем еще раз на нечет? – неожиданно для себя
предложил Петр Степанович.
Она оглянулась и улыбнулась ему легко и дружелюбно. Они
поставили на нечет и проиграли. Но нисколько от этого не огорчились – не везет,
так не везет!
– Что ж, – дама посмотрела на часы в зале, –
пожалуй, мне пора. Обычно я люблю смотреть на здешнюю публику, – пояснила
она, – но сегодня что-то не хочется.
– Разве вы не хотите отыграться? – на всякий
случай спросил Петр Степанович.
– Я никогда не отыгрываюсь, – получил он тот
ответ, которого и ожидал, – это очень вредная привычка – отыгрываться.
– Согласен с вами. – Петр Степанович наклонил
голову. – И… вы позволите предложить вам коктейль?
– С удовольствием! – Снова в ее улыбке не было и
тени женского кокетства, а просто открытое дружелюбие. – Здесь так жарко,
нужно немного отдохнуть перед тем, как садиться за руль.
В баре было тихо и полутемно. Петру Степановичу понравилось,
что его спутница не стала брать всякую сладенькую дамскую дребедень типа
«Пинакалады», а попросила «Манхеттен».
– Я позволяю себе только один, – заметила
она, – не люблю садиться за руль в подпитии.
Они познакомились, женщина сказала, что ее зовут Анна, что
она часто бывает в Петербурге по делам и вообще любит этот город.
Она взяла бокал с коктейлем правой рукой, и Петр Степанович
заметил узкий ободок обручального кольца. Ему понравилось, что она не
расспрашивает его о работе и вообще о жизни, понравилось и то, что сама не
рассказывает о себе никаких подробностей.
Она только упомянула вскользь, что очень много бывает за
границей, и Шумелов окончательно утвердился во мнении, что муж Анны богатый
человек.
– Вот теперь мне точно пора. – Она легко и
грациозно поднялась из-за столика.
Петр Степанович расплатился и поспешил за ней.
– Удивительно приятный октябрь, – заметила Анна,
накидывая пальто, – обычно я зиму стараюсь проводить в теплых краях,
потому что терпеть не могу холода и снега, а лед предпочитаю видеть только в
стакане с виски, но в этот сезон так не хочется уезжать…
Они вышли на площадку перед казино.
Деревья вокруг были покрыты светящимися лампочками, фонари
озаряли площадку причудливым мягким светом. На крыше блестела и переливалась
разноцветными огнями надпись «Казино Какаду», и светился силуэт огромного
яркого попугая с хохолком на затылке. У Анны оказалась черная двухместная
«ауди» с откидным замшевым верхом.
Он вдруг вспомнил, что так и не спросил, как часто она
бывает в казино, и неожиданно для самого себя забеспокоился.
Анна открыла дверцу, села и помахала ему рукой. Петр
Степанович мгновенно взмолился, чтобы ее машина сломалась. Мотор завелся, но
тут же заглох. Анна попробовала снова и нахмурилась. Мотор поработал немного и
опять заглох. Петр Степанович наклонился к открывающемуся окну.
– Какая-то неприятность с машиной, – расстроенно
сказала Анна, – не могу тронуться с места.
– Могу я вас подвезти? – предложил Петр
Степанович.
– Это было бы очень любезно с вашей стороны, –
обрадовалась Анна, – а машину я заберу завтра.
Он распахнул перед ней дверцу своего солидного «мерседеса».
Анна дала адрес небольшого частного отеля на набережной Мойки. «Мерседес»
понесся по темным безлюдным улицам.
Аккуратный двухэтажный особнячок начала девятнадцатого века
стоял чуть в глубине от Мойки. Петр Степанович вышел из машины и открыл даме
дверцу.
– Благодарю вас. – Она приблизила свое лицо, и на
него пахнуло пряным ароматом ее духов. – Я буду в «Какаду» в следующую
пятницу, поиграем… – Она тихо засмеялась и провела ухоженной рукой по
воротнику его кашемирового пальто.
– Буду ждать, – хрипло сказал он и прикрыл ее руку
своей.
Он хотел поцеловать эту очаровательную ручку, но она
каким-то образом выскользнула из его руки. Анна отвернулась и нажала на золотистую
кнопку звонка.
Через некоторое время заспанный портье открыл дверь, и Анна
скрылась в темном холле.
Петр Степанович сел в машину, но не спешил уезжать.
"Ему хотелось посмотреть, где зажгутся ее окна. Просидев так некоторое
время и не дождавшись ничего, он рассердился на себя за легкомыслие и тронул
машину с места.
Женщина, представившаяся ему как Анна, посидев некоторое
время в темном холле, встала и прошла через служебный коридор к черному ходу.
Заспанный портье, с которым все было условлено заранее, открыл ей дверь и
спрятал в карман приятно шуршащие бумажки. У самого входа стояла неприметная
«восьмерка», в темноте непонятно было – серая или зеленая. Водитель, не выходя
из машины, открыл даме дверцу.
– Ну как дела, Лола? – спросил он. – Все в
порядке?
– Как и всегда, когда за дело берусь я. – По
голосу было слышно, что женщина улыбается.
– Выиграла хоть что-нибудь? – тоже улыбнулся он.
– Все продула, – огорченно сообщила она, –
очевидно, сегодня неудачный день…
* * *
Леня Марков, известный в узких кругах любителей элегантного
изъятия денег под незамысловатой кличкой Маркиз, включил прослушивающее
устройство, связанное с «жучками», которые его давняя и проверенная партнерша
по психологическому бизнесу Лола закрепила на воротнике кашемирового пальто
Петра Степановича Шумелова и под сиденьем его «мерседеса». «Жучки» работали
исправно, и в течение двадцати минут Леня слушал музыку, которую передавала
радиостанция «Европа-плюс», и негромкое урчание мощного мотора шумеловского
«мерседеса».
Наконец мотор затих, а вслед за ним замолчала и
автомагнитола. Мягко хлопнула дверца машины, и «жучок» под сиденьем до
следующего утра выбыл из игры. Впрочем, и второй «жучок», закрепленный под
воротником кашемирового пальто, передав скрип поворачиваемого в замке ключа и
негромкий стук закрывшейся двери, тоже затих:
Шумелов повесил пальто в прихожей и, стараясь не шуметь,
прошел в спальню к своей законной жене Ольге Андреевне, с которой его связывали
почти тридцать лет совместной жизни. Маркиз не услышал ни цокота когтей в
прихожей, ни радостного повизгивания, потому что Арчибальд, раскормленный
английский бульдог, любимец Ольги Андреевны, крепко спал в спальне на
специальном матрасике и не вышел в прихожую встретить хозяина.
Шумелов был хорошим семьянином. Он не разделял общую любовь
городского руководства к буйным попойкам, к баням с девочками, да и вообще
почти не пил. Некоторые коллеги посмеивались над ним.
