Зарудный пошел по самому естественному пути – он обратился
за ссудой к банкам, но до банкиров дошли сведения о его недавней неудаче, и они
не спешили предоставлять ему ссуду. И теперь вся огромная и хорошо отлаженная
машина его бизнеса могла остановиться, а в бизнесе, как и в езде на велосипеде,
остановка – это падение.
Перед Зарудным замаячила весьма часто случающаяся с крупными
бизнесменами опасность: бывает, что человек, владеющий собственностью на
десятки и даже сотни миллионов долларов, разоряется из-за того, что ему приходится
неожиданно выплатить совсем небольшие по его масштабам деньги, один-два
миллиона или даже несколько сотен тысяч, поскольку эти деньги нужно каким-то
образом изъять из бизнеса, а это – практически то же самое, что вынуть нижнюю
карту из карточного домика: вынешь одну – рухнут все.
В этой ситуации помочь ему могло вливание наличных средств
со стороны, и он воспринял появление на горизонте уникального бесценного
изумруда, как перст судьбы, как еще одно проявление своего исключительного
везения. Выходило так, что этот изумруд, бесследно пропавший в годы
революционного хаоса, сейчас выплыл из небытия с единственной целью – помочь
Артему Зарудному сохранить свою финансовую империю.
Оставалось только решить два незначительных вопроса – найти
изумруд и заполучить его. Лучше всего, конечно, заполучить камень самыми
привычными для Зарудного методами – силой или обманом, но в самом крайнем
случае можно его купить… купить по возможности дешевле, чтобы потом продать с
огромной прибылью сумасшедшему английскому миллионеру, владельцу второго «Глаза
Ночи».
Однако трудности возникли уже на самом первом этапе.
Зарудный приказал Венечке внимательно следить за посетителями бара, и как
только появится тот блондин, который разговаривал по мобильнику об изумруде,
дать знать об этом Зарудному, постаравшись задержать блондинчика в баре под
любым благовидным предлогом, а если представится возможность – установить его
личность.
– Артем Николаевич! – воскликнул Венечка, ударяя
себя в грудь наманикюренной рукой. – Насчет того, чтобы внимательно
наблюдать за посетителями, вы могли бы мне и не говорить! Я и так постоянно
предельно внимателен!
– Русский ты, Венечка, – усмехнулся Зарудный,
цитируя классику, – а по-русски не понимаешь. Если я говорю – внимательно,
значит, утрой свое внимание!
Венечка поклялся внимание не то что утроить, а прямо-таки
удесятерить, но загадочный блондин в очках без оправы как сквозь землю
провалился, во всяком случае совершенно возмутительно перестал появляться в
баре «Хонки-Тонки».
Параллельно Зарудный пытался выяснить личность москвички, с
которой Лариса разговаривала в «Стразе», но это тоже оказалось совершенно
глухим номером. Московские бизнесмены, конечно, часто бывают по делам в
Петербурге, но узнать, кто из них привозил с собой подходящую под Ларисино описание
любовницу, было то же самое, что пытаться найти нужного человека на пляже в
Сочи в самый разгар сезона.
* * *
Банкир Ангелов велел шоферу остановиться в тихом неприметном
переулке, и тотчас же стройная женская фигура в коротком пальто, туго затянутом
поясом, и замотанная шарфом, так что не видно было волос, скользнула на заднее
сиденье. Между ним и шофером было темное стекло, и Ангелов тотчас же отключил
микрофон, чтобы ничье нескромное ухо не услышало секретного разговора.
Но когда Лола очутилась в непосредственной близости к нему,
из головы Ангелова вылетели все мысли, кроме одной: он хочет эту женщину, хочет
безумно и немедленно. Он схватил ее за руки и положил их себе на плечи, потом
сорвал с нее дурацкий шарф. Темные прямые волосы рассыпались по плечам. Ее
карие глаза блестели, розовые губы улыбались…
Сегодня она выглядела очень естественно, не так шикарно, как
на презентации Стрелкина, и от этого нравилась Ангелову еще больше. Банкир был
неоригинален:
– Какая ты красивая!
«Втрескался по уши», – с удовлетворением констатировала
Лола, и это было ей очень приятно.
– Как наши дела? – спросила она. – Ты можешь
что-то мне сообщить?
– А ты?
Лола приникла губами к его уху и шепотом рассказала, какие
меры принял Маркиз, чтобы заинтересовать Зарудного бесценным изумрудом.
– Я тоже кое-что узнал, – сообщил Ангелов, –
и этот материал позволил мне разобраться с историей изумруда. То, что рассказал
мне владелец, совпадает с вашим рассказом.
– Стало быть, операция будет развиваться по плану,
ничего менять не нужно! – расцвела Лола. – Тогда… извини, дорогой, у
меня еще столько дел…
– Подожди! – Он схватил ее за плечи. – Зачем
тебе уходить… Поедем сейчас куда-нибудь…
– Нельзя, милый, никак нельзя, – шептала
Лола, – нас не должны видеть вместе…
Он бормотал что-то про квартиру, про дачу его хорошего
знакомого, но Лола мудро закрыла ему рот поцелуем. Она вложила в этот поцелуй
столько чувства, что Ангелов на мгновение даже потерял сознание, а когда
очнулся, Лола уже выскользнула из машины, оставив на память банкиру только
запах своих духов. Это как раз было нехорошо, потому что Лерка не преминет
обнюхать его, а в ее душу наверняка уже закрались черные подозрения.
Но Ангелову в последние несколько дней было плевать на жену
и ее подозрения.
Голова его была занята только двумя вещами: зеленым
драгоценным камнем и кареглазой красавицей – его бывшей, горничной.
* * *
В свободное от работы время бармен Венечка любил оттянуться
в новом гей-клубе «Голубое сало». Он сидел на мягком кожаном диванчике за
низеньким, как в гареме султана, инкрустированным столиком и жеманно улыбался,
прижимаясь бедром к затянутому в черную кожу мускулистому мачо в эсэсовской
фуражке, студенту института физкультуры, изображающему мелкого наркодилера.
– Бобби, – нашептывал Венечка на ухо своему
соседу, – если ты будешь пай-мальчиком, мы с тобой весной поедем к моим
друзьям в Амстердам. Вот где настоящая жизнь!
Кожаный Бобби благосклонно кивал и в ленивой задумчивости
покуривал кальян.
По залу, как ветерок по траве, пронесся легкий шепоток: в
клубе появился знаменитый модельер Стаканский со своим сердечным другом
балетным танцовщиком Ильхановым.
Ильханов, маленький и грациозный как эльф, шел легкой
танцующей походкой в развевающихся бледно-зеленых шелках и с выкрашенными в тон
одежде волосами.
Стаканский, толстый и одышливый, обнимал его за талию и
бросал по сторонам надменные горделивые взгляды. Его сразу стало много: он
громко поучал окружающих – Костика Француженку учил, как правильно держать
кальян, арт-директору клуба Брокгаузу выговаривал за то, что танцпол подсвечен
недопустимо ярким, режущим глаз сочетанием цветов, официанта песочил за то, что
тот слишком долго не появлялся и принес абсент в слишком высоком стакане…
