Зухра смотрела на лифчик с загадочной восточной улыбкой,
никогда его не надевала, но вешала с гордостью на видном месте возле ярко
начищенных медных кастрюль для плова.
У Зухры был еще один жилец из ссыльных – старый ювелир
Моисей Аронович Фридман. Маленький Ваня Мюллер просиживал многие часы за
занавеской у дяди Мони. У него не было никаких детских книг, и поэтому вместо
«Всадника без головы» и «Острова сокровищ» мальчик читал старинные,
переплетенные в телячью кожу и шагрень книги по огранке и распознаванию
драгоценных камней.
Ювелир был очень одинок в соленых Аральских степях, он
привязался к тихому внимательному светловолосому мальчику и вечер за вечером
рассказывал ему увлекательные секреты своего древнего мастерства.
Оказалось, что у старика припрятано несколько неограненных
камней из недорогих – аметисты, гранаты, раух-топазы, – и он дал Ване
первые уроки шлифовки и огранки камней.
Эльза Карловна, несмотря на свою немецкую твердость, не
перенесла страшного климата соленых степей, она заболела тяжелой лихорадкой и
умерла в несколько дней.
Умирая, она сжимала своей сухой горячей рукой руку сына. В
глазах ее была тревога за него, а старый ювелир сидел рядом на колченогой
табуретке и повторял:
– Не волнуйтесь, не волнуйтесь, Эльзочка, будьте себе
спокойны, я не дам мальчику пропасть.
И Эльза Карловна успокоилась навсегда.
Трое молчаливых казаков закопали ее в соленую землю
Каракалпакии, а Моисей Аронович Фридман положил свою морщинистую руку на
светловолосую голову немецкого мальчика и пообещал научить его всем секретам
своего древнего ремесла.
С тех пор прошло шестьдесят лет, светловолосый немецкий
мальчик состарился и поседел, но он очень хорошо помнил уроки своего старого
учителя. И в Петербурге не было ювелира более умелого и авторитетного, чем Иван
Францевич Мюллер.
К этому-то человеку и обратился Артем Зарудный, чтобы
удостоверить надежность изумруда. Безусловно, это мог сделать и не такой
классный специалист, но Зарудный хотел стопроцентных гарантий и поэтому
обратился к самому авторитетному ювелиру.
Услуги Мюллера стоили дорого, в особенности потому, что Иван
Францевич почти не покидал своего дома, а в этом случае он должен был приехать
в ресторан «Золотой барашек», где была назначена встреча Зарудного с продавцом
камня.
Миша Молоток приехал за стариком ювелиром к часу дня. По
сравнению с отделанными по евростандарту квартирами и особняками новых русских
жилище Мюллера показалось ему темноватым и запущенным – тяжелая старомодная
мебель, пыльные бархатные портьеры… но массивная стальная дверь с
первоклассными швейцарскими замками произвела на Мишу впечатление. В коридоре
его встретил бессменный телохранитель ювелира Парфеныч, сам уже старик, но
сильный и быстрый, как молодой борец, а также огромный кавказский пес Шторм.
Парфеныч попросил Мишу сдать оружие, а кавказец при этом так выразительно
обнажил клыки, что Молоток не стал спорить.
Иван Францевич ждал Мишу в своем кабинете. Как было
уговорено, Миша передал ему аванс, подумав при этом, что пять тысяч долларов за
получасовую поездку – это чересчур, но, в конце концов, это не его забота.
Ювелир спрятал деньги в стол и последовал за гостем. Парфеныч присоединился к
ним, оставив квартиру на Шторма и швейцарские замки.
* * *
Небольшой ресторанчик «Золотой барашек» знающие люди обычно
называли «У Левы», по имени хозяина, жизнерадостного толстяка Левы Ашкенази.
Левин ресторан славился замечательной кухней, за которую отвечал повар –
армянин Хачик Айвазян, и тем, что «У Левы» можно было «забивать стрелки» и
обсуждать любые серьезные дела, не боясь огласки, – все знали, что веселый
еврей в деловых вопросах надежен и неразговорчив, как морской окунь.
Правда, год назад в его ресторане погибло несколько
участников серьезной «стрелки», и среди них два крупных уголовных авторитета,
но Лева в два счета доказал городской криминальной общественности свою
непричастность к этому инциденту и вернул своему ресторану репутацию
«идеального места встречи».
В этот день на дверях Левиного заведения висела аккуратная
табличка «Закрытое мероприятие». Когда перед дверью остановилась машина Миши
Молотка, дверь приоткрылась, на улицу выглянул один из Мишиных головорезов и,
увидев своего шефа, открыл дверь пошире.
Иван Францевич Мюллер неторопливо, со старческим кряхтением
выбрался из машины и в сопровождении верного Парфеныча проследовал в ресторан.
В уютном полутемном зале его ждали несколько человек. По
уверенному, хозяйскому виду, по тому подобострастию, с которым к нему
обращались окружающие, сразу можно было узнать Артема Зарудного. Остальные были
его помощниками, его охранниками, его подручными, его шестерками.
Зарудный поднялся навстречу Ивану Францевичу и любезно
протянул ему руку:
– Спасибо, что пришли!
Старик сделал вид, что не заметил протянутой руки, и
недовольно скривился:
– Разве с вами поспоришь… Ну где же этот камень?
Иван Францевич кривил душой: на самом деле он удивительно
легко согласился на предложение Зарудного, потому что ему хотелось посмотреть
на изумительный камень, подержать его в своих руках. Как всякий настоящий
ювелир, он испытывал к драгоценным камням сложные и глубокие чувства, сравнимые
с любовью. Мюллер никогда не был женат и нисколько не жалел об этом. Ему трудно
было представить себе, что рядом с ним ежедневно будет находиться женщина –
капризная, болтливая, непостоянная, вечно чем-то недовольная, неприбранная по
утрам… Другое дело – бриллианты, изумруды, сапфиры. Они молчаливы и прекрасны,
верны своему хозяину, красота их неподвластна неумолимому бегу времени.
Однако перед клиентом ювелир не хотел показывать
заинтересованность в работе, он хотел внушить тому, как дорого его время и в
особенности его стариковский покой.
– Камень должны привезти с минуты на минуту. –
Зарудный опустил повисшую в воздухе руку и сделал вид, что это был всего лишь
небрежный жест. – Но я должен напомнить вам, что вы никогда и никому не
должны говорить, что видели его. Никто не должен узнать об этом камне.
– Вы меня удивляете, – ювелир взглянул на
Зарудного, как на ребенка, опрокинувшего на себя в гостях тарелку супа, –
мне уже семьдесят лет. Неужели вы думаете, что я дожил бы до такого возраста,
если бы не понимал таких элементарных вещей? Неужели вы думаете, что при моей
профессии я не умею хранить чужие секреты?
– Извините, – Зарудный чуть заметно
скривился, – я не хотел вас обидеть.
Я только хотел напомнить вам о важности этого момента.
Иван Францевич опустился на придвинутый ему стул, сложил на
коленях тяжелые руки, покрытые мелкими стариковскими пигментными пятнами, и
приготовился ждать.
– Может быть, кофе? – вежливо спросил Зарудный.
