Рэкетир вяло оборонялся, пытаясь улизнуть от своей
темпераментной подруги, но та вертелась вокруг него, как собака вокруг медведя,
и пыталась залепить пощечину.
Толстяк с портфелем, насмешливо взглянув на вульгарную
парочку, попробовал протиснуться мимо. Рэкетир, отбиваясь от своей подружки,
нечаянно наступил толстяку на ногу и, неловко качнувшись, выбил у него из руки
портфель…
Толстяк мгновенно разъярился и потянулся левой рукой к
карману, где у него лежала надежная черная «беретта», но небритый тип уже с
горячими извинениями подавал ему портфель, и грозно кричал на свою скандальную
рыжую подругу:
– А ну усохни! Из-за тебя человека чуть не зашиб!
Толстяк снова усмехнулся и, взглянув на свою золотую
«Омегу», торопливо зашагал к центру зала. Там он на мгновение поравнялся с
солидным, внушительным господином в черном кашемировом пальто. Чуть замедлив
шаг и мгновенно оглядевшись по сторонам, мужчины поменялись своими портфелями и
разошлись.
Петр Степанович вышел из «Пассажа» и сел в свой «мерседес».
Приятная тяжесть портфеля чуть-чуть щекотала его нервы. Инстинктивно
оглядевшись по сторонам, хотя никто, конечно, не увидел бы его сквозь
затемненные стекла «мерседеса», Шумелов приоткрыл портфель.
Лицо его сначала вытянулось от изумления, а потом
перекосилось от ярости.
– Щенок! – завопил он, хотя сейчас никто не мог
его слышать. – Молокосос! Проклятый наглый подонок! Он что же – издеваться
надо мной вздумал?
Коричневый портфель свиной кожи был плотно набит яркими
глянцевыми журналами – «Плейбоем», «Пентхаузом», «Невской клубничкой» и прочими
изданиями подобного рода.
Трясясь от ярости, Шумелов схватил мобильный телефон, но
вовремя одумался. Он давно уже усвоил простое и действенное правило: никогда не
давать воли первому импульсу, чем-то занять руки, отвлечься, успокоиться и
только тогда действовать. Вот и сейчас, он достал из кармана дорогую
«паркеровскую» ручку, снял колпачок, разобрал и снова собрал ее. Бессмысленные
механические действия немного успокоили Петра Степановича. Он несколько раз
глубоко вдохнул и выдохнул, и только тогда снова взял в руку телефон.
Услышав голос своего прожорливого знакомца, Шумелов
нейтральным, не выдающим его истинных чувств голосом произнес:
– Что ж, я рад. У вас появилось чувство юмора, хотя и
весьма своеобразное.
– Вы это о чем? – осторожно спросил его
собеседник.
– О вашей милой шутке с портфелем. Ты что, щенок,
думаешь, что я тебе это просто так спущу?
Ярость прорвалась, как кипящая лава сквозь тонкую корку
застывшего базальта.
– Эй, эй, полегче! – с неожиданной злобой проговорил
молодой собеседник. – Ты, козел старый, с кем в таком тоне разговариваешь?
Ты кого это посмел щенком назвать?
– А кто же ты, как не щенок, если пытаешься меня на
куклу купить? Скажи лучше, когда передашь деньги! Только теперь это будет уже
не триста, а четыреста! Так сказать, возмещение морального ущерба!
– Ты, сволочь старая, что плетешь? – Голос
молодого толстяка стал неожиданно высоким и звонким; люди, хорошо его знавшие,
предпочитали в таких случаях ретироваться – такой голос прорезывался у него в минуты
сильнейшей ярости. – Ты что плетешь? Я тебе только что триста штук отдал –
а тебе мало? Да ты, похоже, сбрендил!
– У тебя в портфеле – кукла, одни журналы, порнуха
дурацкая! Ты что, молокосос, думаешь, я лох дешевый? Да тебе участка не видать
как своих ушей!
Петр Степанович напоследок длинно выругался и отключил
мобильный телефон.
Он подумал, не совершил ли ошибки, отказавшись от первой
компании, заинтересованной в пятне застройки на Васильевском и согласившись на
предложение Рудейко, но потом вспомнил, как нужны деньги, и сжал кулаки.
Неужели Рудейко хочет кинуть его?
* * *
Андрей Рудейко в сердцах бросил роскошный дорогой мобильник
под ноги и от злости чуть не растоптал его, но одумался, поднял и убрал в
карман: телефон ни в чем не виноват. Он откинулся на мягкое сиденье джипа и
задумался.
Неужели эта сволочь из Смольного, Шумелов, до того оборзел,
что хочет внаглую присвоить триста штук баксов и потребовать новую взятку,
больше прежней? Не может такого быть… Не совсем же он, в конце концов, дурак, понимает,
что с такими, как Андрей Рудейко, шутить опасно. Что-то здесь не то, что-то не
то…
Но Андрей в самом себе был уверен. Он сегодня утром достал
из сейфа заранее приготовленные деньги, триста тысяч «зеленых» как один цент,
сложил их в портфель – в тот самый, на который показал ему в магазине Шумелов,
коричневый портфель свиной кожи, и поехал на встречу. По дороге никуда не
заезжал, даже не поел…
Кстати, есть очень хотелось, и Андрей приказал шоферу
остановиться возле китайского бистро. Взял порцию креветок с орехами кешью,
рыбу в лимоне, быстро и жадно съел и почувствовал, что сыт. Чем хороши
китайские заведения – порции дают нормальные, человеческие. Поешь так поешь –
от души…
Андрей удовлетворенно откинулся на спинку стула, поудобнее
расположил свой объемистый не по годам живот и лениво окинул взглядом зал. В
основном, конечно, всякая мелочь, шантрапа – проститутки, устроившие себе
обеденный перерыв, рэкетиры с подругами…
Андрей замер. Вот то, что не давало ему покоя после
разговора с Шумеловым. Рэкетир с подругой, которые ссорились в дверях
«Пассажа». Этот небритый придурок столкнулся с Андреем, наступил на ногу и
выбил портфель из рук. Это был единственный момент, когда Рудейко выпустил
портфель. Но ведь парень тут же подал его Андрею, не прошло и секунды… За это
время никак невозможно заменить деньги журналами! Да еще и на глазах у него, у
Андрея… Нет, это какая-то чушь! Если только… если только они не подменили
портфель.
Рудейко даже мгновенно взмок от такого предположения. Но
ведь это значит, что эти двое «пасли» его, точно знали, когда он появится в
«Пассаже», знали, какой портфель у него будет в руках – ведь портфель был в
точности такой же…
Нет, это невозможно! Если только… если только эта свинья из
Смольного не устроила эту подставу самолично!
Андрей подпрыгнул на месте, чуть не опрокинув животом
столик. Телохранитель Витек беспокойно огляделся, чтобы понять, что так
взволновало босса.
Наверняка так и есть!
Андрей перевел дух и скрипнул зубами.
Шумелов сам устроил эту подставу, чтобы заявить, будто он не
получил денег, и потребовать у Андрея еще больше бабок…
Ну, сволочь, тебе это просто так не пройдет!
От злости Андрей снова проголодался и заказал себе огромную
порцию свинины с имбирем.
* * *
За долгие годы преподавательской работы Петр Степанович
привык просыпаться в восемь утра. Теперь на работу в Смольный он мог бы
приезжать попозже, но многолетняя привычка работала лучше любого будильника, и
ровно в восемь он просыпался, в первый момент думая, что пора собираться на
лекции… Но потом вспоминал, что давно уже не преподает и у него есть еще время,
чтобы немного поваляться в постели, потом не торопясь подняться, принять
массажный душ, позавтракать…
