Однако этим утром что-то определенно было не так. Что-то
тревожило Петра Степановича. Сон постепенно выпускал его из своих нежных
объятий, Шумелов удивленно прислушивался к собственным ощущениям.
Ему чего-то не хватало.
Наконец он понял, чего – рядом с кроватью не было слышно
ровного сопения и периодических всхрапов Арчибальда.
Английский бульдог невероятно храпел во сне, и поэтому Петр
Степанович упорно боролся с его привычкой спать возле кровати хозяев, пытался
выселить его на коврик в прихожую, но подлый бульдог упорно отказывался
засыпать в ссылке, устраивал по ночам истерики, скребся когтями в дверь
спальни, и Шумелову в конце концов пришлось сдаться, тем более что жена всецело
была на стороне Арчибальда.
И вот теперь этого мерзкого храпа и сопения не было слышно,
и Шумелов всерьез забеспокоился. Чтобы бульдог проснулся раньше хозяев? Такое
просто невозможно, этот лежебока готов был проспать все на свете, кроме обеда и
прогулки. Не случилось ли с ним чего?
Петр Степанович спустил ноги с кровати, осторожно нашарил
шлепанцы и встал.
В утренней полутьме спальни возле кровати что-то темнело…
Шумелов раздернул шторы и едва сдержал крик.
Арчибальд лежал на полу в луже крови. Впрочем, то, что
лежало на ковре около кровати, трудно было назвать Арчибальдом.
У собаки не было головы.
– Что ты, Петя? – окликнула Шумелова полусонным
хрипловатым голосом жена.
Петр Степанович не отозвался. Он схватил первое, что
попалось под руку – шелковую накидку с кресла, – завернул в нее
обезглавленный труп собаки и выскочил в коридор, пока жена не проснулась
окончательно. Если она увидит это – точно сойдет с ума.
– Куда ты, Петя? – крикнула жена вслед, все еще не
вполне проснувшись, но с уже возникающим в голосе беспокойством.
– Потом, потом! – откликнулся Шумелов срывающимся
голосом.
Руки его тряслись. Он кое-как оделся, завернул собачий труп
поверх шелковой накидки в кусок полиэтилена, чтобы кровь не просочилась, и
понес в гараж.
На первом этаже консьерж удивленным взглядом проводил его –
неаккуратно одетого, небритого, с красным перекошенным лицом и большим
бесформенным свертком в руках…
Пристроив сверток в багажнике и сев за руль, он долго не
поворачивал ключ в зажигании, чтобы успокоиться – в таком взвинченном состоянии
выезжать на улицу было опасно. Как учил его увлекающийся йогой Сабиров, Петр
Степанович несколько раз глубоко вдохнул и выдохнул, задерживая дыхание и
пытаясь думать о приятном. Но из этого ничего не вышло: перед глазами стояло
окровавленное собачье тельце на ковре возле кровати…
Петр Степанович изо всех сил ударил руками по рулю, так что
заныли костяшки пальцев. Он не был так привязан к собаке, как жена, но увидеть
в собственной спальне такое… никакие нервы этого не выдержат. А самое главное –
кто-то недвусмысленно показал ему, насколько он беззащитен. Ночью вошли к нему
в квартиру – несмотря на охраняемый дом и стальную дверь, вошли и прямо в его
спальне убили Арчибальда… тихо, бесшумно, чтобы не разбудить их с женой, и
смотрели на них без всякой жалости! А следующий раз кто-то вот так же войдет и
сделает то же самое с Ольгой… или с ним самим.
Понятно было, что собака – это угроза, предупреждение, и за
этим предупреждением последует очередной шаг.
Петр Степанович посмотрел на себя в зеркало заднего вида.
Лицо ужасное… Конечно, инспектора дорожно-патрульной службы никогда не
останавливают его машину – черный внушительный «мерседес» с номерами
мэрии, – но всякое возможно…
И в это мгновение зазвонил мобильный телефон.
– Алло! – еле проговорил Шумелов охрипшим,
постаревшим голосом. – Кто говорит?
После небольшой продуманной паузы в трубке послышался
короткий злой смешок.
– Как тебе понравился подарок?
Шумелов узнал голос, и на него накатила волна ненависти.
– Так, выходит, это ты, молокосос?! – прорычал он,
едва сдержав желание вдребезги разбить телефон. – Это ты, сволочь, убил
мою собаку?
– А ты думал на кого-то другого? – усмехнулся
Рудейко. – Много же у тебя добрых друзей! Собака, конечно, ни в чем не
виновата, но это тебе – предупреждение: если вздумаешь со мной шутки шутить,
нигде от меня не спрячешься, всюду достану. Деньги взял – отработай! А за то,
что играть со мной вздумал, – заплатишь штраф: половину моих денег
вернешь, сто пятьдесят штук. Завтра в двенадцать на том же месте, так же
пойдешь с тем же самым портфелем со стороны Итальянской, в центре зала
встретимся и поменяемся портфелями…
– Да ты что – сбрендил? – закричал Шумелов, на
секунду задохнувшись от наглости молокососа. – Ты совсем охренел? Говорят
тебе – в портфеле не было никаких денег! Это что же – я тебе за красивые глаза
участок отдам и еще заплачу за это?
– Это как тебе угодно. Если тебе понравилось так
просыпаться, как сегодня, – приятного аппетита. Только в следующий раз это
будет уже не собака, А насчет того, почему в портфеле не было денег – это ты
лучше меня знаешь. Я в портфель деньги положил…
В глазах у Петра Степановича потемнело Последних слов
Рудейко он не расслышал, окончательно раздавленный его угрозой. Можно натравить
на Рудейко силовые структуры – МВД, ФСБ, в конце концов, но щенок потому и
держится так нагло, что знает – Шумелов не сделает этого, побоится. Люди
Рудейко наверняка не оставили никаких улик, а любая серьезная проверка
привлечет внимание к махинациям самого Шумелова с распределением пятен
застройки.
– Я принесу деньги, – еле слышно проговорил
Шумелов.
По голосу можно было подумать, что Петр Степанович постарел
на двадцать лет.
– Вот и хорошо! – насмешливо отозвался
Рудейко. – Из своих ошибок надо делать выводы!
Он отключил телефон, а Шумелов еще долго сидел, тупо
уставившись на свое отражение в зеркале заднего вида.
Леня Маркиз дослушал разговор до конца и отодвинулся от
динамика. Этим утром он совершенно случайно включил систему прослушивания,
связанную с «жучком» в машине Шумелова, и услышал чрезвычайно важный разговор.
– Это я хорошо зашел! – процитировал он вполголоса
фразу из популярного фильма и задумался: в его мозгу складывалось интересное
развитие богатой дебютной идеи.
* * *
Вечером того же дня телохранитель тащил на себе изрядно
перебравшего Рудейко от гаража до его роскошной квартиры, занимавшей целый этаж
прекрасно отреставрированного дома возле Армянской церкви на Невском проспекте.
– Не иначе эта парочка портфель подменила, –
произнес Рудейко неожиданно трезвым голосом.
– Что вы говорите, Андрей Михайлович? –
переспросил телохранитель и остановился, чтобы немного передохнуть: необъятная
туша Андрея Рудейко даже для этого очень сильного и тренированного парня была
утомительной ношей.
