Разумеется, я с удовольствием пошел бы ей навстречу, начав, например, с вопроса, какие орхидеи она любит, но времени до полудня оставалось мало, и я лишь улыбнулся, сказав, что хочу повидать мистера Липскомба, и вручил ей свою визитку.
— Ого, визитная карточка, — с уважением заметила девушка. — Классно! — Однако, прочитав все написанное на карточке, снова взглянула на меня, уже чуть менее приветливо, а затем ловко воткнула штекер, соединилась с кем-то, обменялась несколькими фразами, вернула карточку и сказала:
— Через приемную в третью дверь налево.
Считать до трех мне не пришлось. Не успел я пройти и пары шагов по темному узкому коридору, как одна из дверей распахнулась и возникший в проеме субъект крикнул мне так громко, словно он стоял на противоположном берегу широкой реки: «Сюда!», а затем снова скрылся. Когда я вошел, он стоял спиной к окну, глубоко засунув руки в карманы брюк. Комната была маленькой, а письменный стол в ней и два стула выглядели так, словно их привезли со свалки.
— Мистер Липскомб?
— Да.
— Вы знаете, кто я?
— Да
— У меня есть к вам конфиденциальное дело сугубо личного характера.
— Да?
— Только совершенно между нами. Я хочу сделать вам одно предложение, исходящее лично от меня.
— Какое?
— Обменять информацию на наличные деньги. Как издателю журнала это для вас не цена. За пять тысяч долларов я полно и точно изложу вам беседу миссис Фромм с мистером Вулфом в прошлую пятницу.
Липскомб вынул руку из кармана, почесал щеку, а затем снова сунул руку в карман.
— Мой дорогой, — на этот раз уже не повышая голоса, заговорил он, — я не миллионер, а журналы вообще не покупают так информацию. Обычно это делается вот как: под мое честное слово вы расскажете, чем располагаете, и, если ваша информация окажется заслуживающей опубликования, мы поговорим о цене. Если мы не договоримся, никто ничего не потеряет. — Он повел плечами. — Разумеется, я мог бы напечатать хорошо продуманную и интригующую статью о Лауре Фромм, которая была очень умной женщиной и крупным деятелем, однако пока я не могу даже представить себе, какой информацией вы можете располагать. О чем она?
— Я не имел в виду статью для вашего журнала, мистер Липскомб. Я имел в виду информацию лично для вас.
Липскомб нахмурился, и, если он притворялся, у него это получилось хорошо.
— Боюсь, что не понимаю вас.
— А все так просто! Я слыхал весь их разговор. В тот же вечер миссис Фромм была убита, вы причастны к этому, а я располагаю…
— Чушь! Я не причастен к убийству. Я — литератор, мистер Гудвин, и привык работать со словами, но беда-то в том, что многие употребляют их, часто не отдавая себе отчета в их подлинном значении. Я готов согласиться, что вы употребили слово «причастен» ошибочно, так как в противном случае оно означает, что вы клеветник. Я не причастен.
— Ну хорошо, хорошо. Вы обеспокоены?
— Конечно. Я не был близок к миссис Фромм, но относился к ней с большим уважением и гордился тем, что знаю ее.
— Вы тоже были в гостях у Горанов в пятницу вечером и оказались одним из тех, кто последним видел ее. Полицейские по-своему тоже специализируются в употреблении слов, а они уже задавали вам много вопросов и будут задавать еще. Вы говорите, что обеспокоены… Я подумал, что вы согласитесь заплатить пять тысяч долларов с тем, чтобы больше не беспокоиться.
— Это начинает походить на шантаж, не так ли?
— Убейте, не знаю. Вы специалист по употреблению слов, а я ведь невежда.
Липскомб выхватил руки из карманов, и у меня даже мелькнула мысль, что я почувствую их на себе, но он только потер ладони.
— Если это шантаж, — заметил он, — следовательно, вы намерены угрожать мне чем-то. Предположим, я заплачу вам. Что же дальше?
— Я вам не угрожаю. Вы получите информацию, вот и все.
— Ну а если я вам не уплачу?
— Вы ничего не узнаете.
— А кто узнает?
— Я уже сказал, что ничем не угрожаю, — сказал я, качая головой, — лишь пытаюсь продать кое-что.
— Угроза может и подразумеваться. В прессе сообщалось, что Вулф расследует убийство миссис Фромм.
— Верно.
— Но она не поручала ему этого расследования, она не могла предполагать, что ее убьют. И все ж она что-то поручила Вулфу…
— Комментариев не имею.
— Так не пройдет! — Липскомб покачал головой. — Я не могу договариваться с вами, не зная, о чем идет речь. Я вовсе не обещаю, что мы с вами сойдемся и после того, как вы расскажете мне все. — Он повернулся ко мне спиной и некоторое время молчал, глядя в окно, а затем принял прежнюю позу и продолжал: — Я не думаю, Гудвин, что нашей беседе поможет, если я назову ваше поведение так, как оно того заслуживает. Бог мой! И вы подобным образом зарабатываете деньги?! Я, например, отдаю все свое время, весь талант и всю энергию, пытаясь улучшить род человеческий, а тут появляетесь вы! Вас, конечно, это не трогает — вас интересуют только деньги. Боже милосердный! Деньги?.. Хорошо, я подумаю и позвоню вам… А может быть, и нет. Номер вашего телефона есть в справочнике?
Я ответил утвердительно и, не желая более выслушивать нотации о том, какой я нехороший, особенно по сравнению с ним, тихонько выбрался из кабинета. Маленькая жизнерадостная штучка у коммутатора, возможно, и хотела бы меня ободрить, но я гордо прошествовал мимо, решив, что ей вредно даже краткое общение с отвратительным типом, вроде меня.
Из ближайшей кабинки телефона-автомата я набрал номер Ниро Вулфа, и тут же услыхал его голос.
— Закончил с номером четыре — Липскомбом, — доложил я. — Вам удобно?
— Продолжай. Вопросов нет.
Это означало, что он не один. Учитывая это, я подробно рассказал ему все, включая мое мнение о борце за улучшение рода человеческого. Закончив доклад, я, чтобы не перегружать Вулфа необходимостью взглянуть на часы, сообщил, что сейчас уже двадцать минут первого и что мне предстоит визит к номеру пять — Полю Кюффнеру, консультанту по вопросам связи с прессой, который так ловко обошелся со мной, увидев в обществе Джин Эстей.
— Нет! — оборвал меня Вулф. — Немедленно возвращайся. Мистер Поль Кюффнер здесь. Ты мне нужен.
Глава 10
По тону Вулфа да и по самой формулировке распоряжения я сразу понял, что меня ожидает, и поэтому вовсе не был удивлен грозным взглядом, которым встретил меня Вулф, когда я вошел в кабинет. Поль Кюффнер сидел в кресле, обитом красной кожей. Он, правда, не приветствовал меня такой же радостной улыбкой, как в субботу, однако выражение его лица я не назвал бы и враждебным. Требования его профессии, наверное, исключают открытую неприязнь к любому существу, во всяком случае, до тех пор, пока оно не начнет всерьез отгрызать ему ухо. Простой укус не в счет.
