– И?
Лайла пожала плечами:
– Понятия не имею. Школа занесла это в какие-то свои файлы. Моя мать сожгла конверт, не распечатывая.
Ане показалось, будто произошел сбой во времени. На секунду все словно застыло. Ее собственную жизнь разрушил тот самый анализ, который для Лайлы не имел никакого значения.
– Ты сама решаешь, кто ты, Ана, – мягко добавила Лайла. – А не какой-то анализ.
У Аны начала дрожать нижняя губа. Неужели для них все действительно было именно так? А не может ли это относиться и к ней самой?
Лайла сложила вымытую посуду и приборы. Она тепло улыбнулась и выскользнула в коридор.
Ана потрогала пальцем горячие капли воска, упавшие со свечи на край ванны. Утверждение Лайлы насчет того, будто Коулу она являлась в его видении и он ее дожидался, – это явный абсурд. Это невозможно. Однако неделю назад вся ее нынешняя жизнь показалась бы ей невозможной: она ни за что не поверила бы, что Джаспер может оказаться в психушке за попытку обнародовать сведения о том, что анализы на Чистоту – это мошенничество. Она ни за что не поверила бы, что Психи из секты «Просвещение» будут помогать ей его искать, как и в то, что она почувствует непонятное, чудесное, опасное влечение к кому-то – такое, какое она испытывает к Коулу. Коул пробуждал в ней такое ощущение, будто до этой поры она была живой только наполовину. Это было совершенно не похоже на ее влюбленность в Джаспера. Ее чувство к Джасперу было фантазией, такой же, как увлечение каким-нибудь знаменитым киноартистом: на самом деле ты влюбляешься в персонажа, которого играет этот актер. А вот Коул был настоящим, реальным. Он будил в ней желание вырваться за пределы самой себя, выпустить на свободу все то, что она так долго сдерживала.
Ана включила воду в ванне. От воды пошел парок. Она задумалась о том, сколько может стоить горячая ванна. Забрав свечу, она встала и пошла это выяснять. Идя по коридору, она услышала громкий хлопок входной двери. Из спальни сквозь стены донесся голос Лайлы.
– Она сбита с толку. Ты не должен ей его передавать. Она не знает, кто она.
– Прекрати, Лайла.
– Не надо!
Ана открыла дверь спальни и остановилась на пороге. Коул и Лайла замолчали.
– Передавать мне что?
– Вот это.
Коул вставил мини-диск в свой интерфейс. Подойдя к Ане, он перекинул цепочку от интерфейса ей через голову. Она судорожно сглотнула, заставляя себя посмотреть на него. Однако когда она наконец это сделала, выражение его глаз заставило ее моментально забыть о неловкости. То, что он ей сейчас дал, имело какое-то отношение к Джасперу. Она это почувствовала. Коул продолжал ей помогать, несмотря ни на что.
– Ты уже видел? – спросила она.
Он покачал головой:
– Его только что занесли.
Ана поставила свечу на каминную полку и повернулась лицом к стене. Перед ней спроецировалась копия записи поступлений в Лондонский центр психиатрической реабилитации за ночь 21 марта и начало следующего дня.
– Нам удалось получить сведения из одиннадцати психиатрических учреждений в районе Лондона, – пояснил Коул. – Здесь не только имена, но и точное время госпитализации. Также указано, кем эти люди были доставлены и какой диагноз поставили при поступлении.
Ана просмотрела записи в поисках неустановленных личностей, как ей раньше посоветовал Коул. В ночь, когда был похищен Джаспер, их оказалось две: один человек в больнице Святого Иосифа в Патни и один в «Трех мельницах» в Ист-Энде. Неизвестного в больнице Святого Иосифа зарегистрировали в 20.44. «Слишком рано», – решила она. Она бегло просмотрела остальные данные регистрации: «фамилия, имя, юридический статус при госпитализации, дата, время, предварительный диагноз при поступлении, врач, проводивший госпитализацию», – и приготовилась было перейти к «Трем мельницам». Однако в этот момент она обратила внимание на то, что все девять госпитализаций в больнице Святого Иосифа провел один и тот же врач. Это было странно: в большинстве учреждений работало как минимум полдюжины психиатров, не говоря уже о том, что процесс госпитализации одного больного должен занимать по меньшей мере час.
В тишине она слышала дыхание Коула. Он читал список через ее плечо. Его близость ощущалась, словно жар от огня. Она вспомнила слова Лайлы. Наверное, он увидел ее в одной из тех ужасных новостных передач три года назад, и ее лицо осталось у него в подсознании, а со временем слилось с лицом той девушки, которую он видел подростком во время какой-то яркой галлюцинации. Но почему она испытывает такое притяжение? Как будто он – Луна, а она – море.
Она глубоко вздохнула и снова сосредоточилась на списке госпитализированных. Человек с неустановленной личностью в больницу «Три мельницы» поступил в 19.07, когда они с Джаспером еще были на концерте.
Коул забрал у нее интерфейс и снова стал просматривать список, методично вычеркивая фамилии. Он быстро прошелся по сорока с лишним записям, и в итоге невычеркнутыми осталось только пять. Он посмотрел на Ану, иронично выгибая бровь.
– Похоже, сумасшедшие придерживаются офисного расписания, – заметил он. – Смотри: из сорока трех госпитализаций всего пять приходятся на период с 21.15 до 7 утра следующего дня.
Ана придвинулась ближе, невольно обратив внимание на его пальцы и сильные руки, когда Коул указывал на проекцию своего интерфейса. Первая госпитализация, которую он не исключил, относилась к психушке в Барнете. Время поступления – 21.19. Это оставляло похитителям меньше тридцати минут на то, чтобы выбраться из «Барбикана», проехать двадцать пять километров на север до Барнета и отправить Джаспера в больницу. Даже при полностью свободных дорогах это было весьма маловероятно, а скорее просто невозможно.
Коул перешел к записи из больницы на площади Слон и Замок.
– Это время выглядит вполне вероятным, – сказал он.
Ана покачала головой, остро ощутив его приближение, когда он наклонился к ней.
– Тут диагноз «Недифференцированная шизофрения и психоневротическая депрессивная реакция».
– И что? – спросила Лайла. – Что это такое?
– Это именно так сложно, как звучит. Но, с нашей точки зрения, это значит, что этого парня должны были госпитализировать с его согласия. Если Джаспер якобы был согласен на госпитализацию, его должны были накачать до бессознательного состояния, чтобы он был неспособен отвечать на любые вопросы. Потому что если бы он был в сознании, то ему поставили бы диагноз «параноидальная мания преследования» или еще что-то в том же духе. А не «шизофрения и депрессия».
– Следующие две госпитализации – женщины, – сказал Коул.
Он пролистал страницы и остановился на единственной оставшейся записи: «Скотт Резерфорд, 23.05, больница «Три мельницы»».
Предварительный диагноз звучал как «шизофрения с манией величия и преследования», госпитализация без согласия пациента. Это выглядело убедительно. Если Джаспер протестовал против госпитализации, если он пытался убедить помощника психиатра в истинном положении дел – а подписывали решение о госпитализации всегда двое, – то врачи легко могли прийти именно к такому предварительному диагнозу.
