— Мил, Каратто говорит, что вот этот должен объявить, что мы пришли, а только потом мы можем войти, — пояснила рыжая девочка, ткнув пальцем в перепуганного глашатая.
— Да, без объявления неприлично, — согласилась Милисента и сделала замечание девочке: — Листик, пальцами тыкать тоже неприлично.
— Мил, а чем мне в него тыкать! — возмутилась девочка. — Не ножом же! Могу, конечно, ногой пнуть!
Затем рыжая очень непочтительно, можно сказать, крайне нахально, толкнула застывшего глашатая:
— Ну чего стоишь? Объявляй давай!
Министр — распорядитель церемоний только затряс головой, не в состоянии произвести какое-либо другое действие.
— Ага! Шимба, помоги ему, — кивнула рыжая девочка одному из чудовищ.
— Ага! — копируя нахалку, ответило чудище и подняло глашатая за шиворот. Тот широко разинул рот, не в силах вымолвить ни слова.
— Королева Милисента и принцесса Листик, со свитой! — торжественно произнесла рыжая, поясняя, что надо сказать, потом показала на дверь.
Два других чудовища широко распахнули тяжелые двухстворчатые двери, и Шимба вбросила в зал министра.
Султан Ваштанарам Седьмой, повелитель всех истинных последователей Единственного, владыка всех Заскийских земель, владетель гор Таренги, степей Оркании, властелин вод Гуланского океана и прочая и прочая, восседал на троне и благосклонно кивал торжественно подползавшим к трону участникам большого султанского приема. Выразившие свои верноподданнические чувства и не менее верноподданнические просьбы отползали и становились вдоль стены просителей. Вдоль других стен расположились придворные, чье присутствие на большом султанском приеме было обязательно. У трона стояли султанские сарламы — воины гвардии. К удивлению присутствующих, на сегодняшнем приеме среди султанских телохранителей не было ни одного орка. А как известно, именно им султан доверял больше всего, и в отличие от гвардейцев-людей именно среди них большинство было магами. Знающие тихонько шептали тем, кто еще не знал: гвардию султана покинули все орки. Некоторые даже рассказывали, что видели, как кавалькада орков-сарламов ночью уходила из Яфры. Это было удивительно, необычно и страшно! Оркания составляла почти половину территории Заскийского султаната. И вот теперь множились очень пугающие слухи — Оркания перестала признавать султана своим правителем! А это значило, что врата, открывающие путь в мир Таринт, теперь для купцов султаната недоступны. Вернее, доступны, но уже за деньги, и деньги немалые. Словно подтверждая эти слухи, глава купеческой гильдии был необычайно мрачен. Он-то знал правду. Вчера после обеда его посетила девушка с пшеничными волосами, и после разговора с ней почтенный Бараманакер ун Тартум стал очень мрачным и в таком виде пребывал до сих пор. С девушкой он говорил более двух часов. Как она попала в кабинет и как ушла, никто не заметил, но слуги, носившие в кабинет кофе и сладости, ее видели, так что сомнений в том, что посетительница у главы торговой гильдии была, ни у кого не возникало. Но мало кто знал, что в казармах орочьей части гвардии так же неизвестно откуда появилась рыжая девочка в сопровождении двух сарламов султана. Она пробыла там всего десять минут, а когда исчезла таким же непонятным образом, как и появилась, орки султанской гвардии заявили капитану, что покидают службу, и стали собираться в дорогу. Мало кто знал, что Листик не только посетила казармы гвардии, она еще и пробежалась по орочьим кочевьям Оркании, племена которой признавали власть султана, правда, весьма условно. А теперь перестали признавать вообще — вести оттуда были получены голубиной почтой перед самым большим султанским приемом. Но по внешнему виду султана нельзя было определить, что он опечален этими известиями, его бесстрастное лицо выражало только надменное величие.
Большие тяжелые двери, обычно чуточку приоткрывавшиеся, чтобы глашатай мог прокричать имя очередного посетителя и чтобы этот посетитель мог вползти в зал приемов, с треском распахнулись настежь. Глашатай влетел в зал, упал на четвереньки и, не меняя позы, проблеял:
— Кор… Ми-и-и… При… Ли-и-и!
— Ты это что сказал! Ты как объявляешь! — громко и разгневанно произнесла рыжая девочка, появившаяся в дверях.
Но не она вызвала испуг всех присутствующих на большом приеме. За ней стояли три ужасных чудища. Высотой в два человеческих роста, затянутые в кольчуги, чудища держали в руках огромные сарлы и устрашающе скалили зубы (на самом деле, драги смущенно улыбались). В повисшей тишине девочка скомандовала:
— Давай объявляй! Королева Милисента и принцесса Листик, со свитой!
— Ккк… О-о-о-ева Ми-исета и Ппп… Ли-и-и… ик-ик-ик, — начал, заикаясь, глашатай, но так и не смог произнести.
— Ладно, свободен, сама объявлю, — вздохнула рыжая и громко сказала: — Королева Милисента! Мил, иди сюда, а то они не поймут, что королева — это именно ты.
К девочке подошла девушка в светло-коричневом замшевом охотничьем костюме с двумя мечами за спиной. Ее волосы цвета спелой пшеницы были уложены в красивую прическу, в отличие от непокорной огненно-рыжей шевелюры девочки.
— Ага! — удовлетворенно кивнула рыжая и продолжила: — И ее сестра, принцесса Листик! Это я, если кто не знает. Будем знакомы! Со свитой…
Листик стала представлять всех, кто с ней пришел. Когда она закончила, глашатай снова громко икнул. Девочка строго у него спросила:
— Ты чего вмешиваешься? Сам объявить нормально не можешь, так другим не мешай! Свободен! — добавила она, а драги громко щелкнули зубами, им, видно, стало скучно. Министр — распорядитель церемоний тоже вздрогнул и, не вставая с четверенек, быстро побежал в сторону.
— Чего это он? — тихонько спросила девочка-эпирка.
— У них так принято, — шепотом, но так, чтобы слышали все, ответила Листик. — К султану положено приближаться ползком, медленно и торжественно, а уходить быстро, наверное, тоже ползком. Вот он так и побежал, не вставая. Луни, этикет — серьезная штука! Понятно?
— Ага! — ответила девочка-эпирка и тут же спросила: — Этикет — это когда ползком?
Но Листик не ответила, она обратила внимание на султана, продолжавшего с величественным видом сидеть на троне. Ему было безумно страшно при виде драгов, но он сохранял лицо, хотя вполне возможно, что это он просто окаменел от ужаса. А Листик в наступившей тишине вместо полагающихся славословий султану гневно заявила:
— Что ж ты обманываешь! Говорил, вас много будет, а сидишь один! На таком большом троне вас бы трое поместилось! А вы, наверное, никак места поделить не можете! Сидите там и толкаетесь! Вот ты и пришел сегодня один!
— Листик! — укоризненно сказала Милисента, но девочка еще более гневно закричала:
— Ты куда остальных дел? Признавайся!
— Мы, повелитель всех истинных последователей… — начал султан, но девочка его перебила:
— Он опять вывернуто пьяный! — Девочка укоризненно покачала головой и, обращаясь к сестре, добавила: — Мил, похоже, он не просыхает… Может, и этого поменяем, как царя в Эпире?
