— Ты не можешь здесь оставаться, — сказал он, чуть поуспокоившись, но по-прежнему страшно разгневанный. — Ты слишком неосторожна. Ты поставила под удар жизнь этой смертной и тем нарушила главнейшее правило!
Женщина издевательски выпятила губу:
— Твое правило…
— Правило, согласованное всеми нами, решившими жить здесь! Никто из нас не желает еще одного Отлучения. Тебя уже предупреждали…
Он вскинул руку — а в следующий миг улица в полном смысле слова кишела богорожденными. Куда бы я ни обращала взгляд, они были повсюду. Большинство похожи на людей, но иные либо сбросили личины, либо не побеспокоились ими обзавестись. Мне на глаза попадалась то чья-то кожа, выглядевшая как металл, то волосы как шерстяная кудель, то ноги с нечеловеческим устройством суставов, то пальцы как гибкие щупальца… Их было не меньше двух, а то и трех дюжин. Они стояли на мостовой, сидели на обочине. Один даже порхал над головами на прозрачных стрекозиных крыльях.
Женщина с фарфоровым лицом наконец поднялась, хотя и держалась на ногах неуверенно. Она обвела глазами божественное собрание, и, судя по выражению лица, ей стало очень не по себе. Однако она угрюмо и гордо выпрямилась, расправляя плечи.
— Так вот как ты дерешься на поединках, — сказала она мужчине.
— Поединок окончен, — ответил тот.
Отошел назад, оказавшись вплотную ко мне, — и, к моему немалому удивлению, наклонился, чтобы помочь встать. Я недоуменно сморгнула, потом нахмурилась: он воздвигся прямо передо мной, заслонив женщину. Я попробовала высунуться из-за его плеча. Мгновением раньше эта тетка чуть не убила меня; должна же я была знать, что там у нее на уме? Однако выглянуть не получалось: мужчина смещался вместе со мной.
— Нет, — сказал он в конце концов. — Незачем тебе это видеть.
— Что?.. — удивилась я. — Но…
Оттуда, куда он не давал мне смотреть, раздался звук, подобный удару огромного колокола, и следом прокатилась воздушная волна. И тотчас же все боги, только что заполнявшие улицу, одновременно исчезли. Когда я наконец смогла высунуться из-за своего защитника, улица перед нами была пуста.
— Ты ее убил, — прошептала я потрясенно.
— Что ты! Мы всего лишь открыли дверь — отослали ее назад в наш мир. Именно от этого зрелища я тебя ограждал.
К моему удивлению, мужчина улыбнулся, и улыбка сделала его невероятно похожим на человека. Я завороженно смотрела на него, а он продолжал:
— Мы стараемся друг дружку не убивать. Это, знаешь ли, расстраивает наших родителей.
Не успев спохватиться, я рассмеялась. Тут до меня дошло, что я вместе с божеством смеюсь его шутке, и я умолкла. Отчаявшись понять, как себя вести, я просто любовалась его удивительно теплой улыбкой.
— Все правильно, Эо?
Не отводя от меня глаз, он возвысил голос, обращаясь к кому-то еще, и я запоздало вспомнила про зеленую женщину. Я нашла ее взглядом, и тут мне было суждено новое потрясение. Зеленокожая — Эо, ведь так ее звали? — улыбалась мне со всей лаской молодой матери, взявшей на руки новорожденное дитя. И еще она сменила цвет кожи: место зеленого занял розовый, неяркий и нежный. Даже волосы стали розовыми.
Пока я таращилась на нее, она кивнула мне, кивнула мужчине, повернулась и пошла прочь.
Некоторое время я провожала ее взглядом, потом замотала головой.
— Полагаю, я тебе жизнью обязана… — сказала я, оборачиваясь к мужчине.
— Поскольку ты оказалась в опасности отчасти из-за меня, будем считать, что никто никому не обязан, — ответил он.
В воздухе послышался негромкий звон, словно ветерок тронул колокольчики, вот только ветра на улице не было. Я в недоумении огляделась, ища источник странного звука, а он продолжал:
— Впрочем, если ты хочешь отпраздновать свое спасение и что-нибудь выпить, я тебя угощу.
Эти слова вызвали у меня новый приступ смеха: я сообразила, к чему он клонил.
— Ты пытаешься клеить всех смертных девушек, которых едва не доводишь до гибели?
— Не всех, — сказал он. — Только тех, которые не удирают с визгом.
И он окончательно потряс меня, коснувшись моего лица прямо под глазом. Я чуточку напряглась, как всегда, когда кто-нибудь обращал внимание на мои глаза. Вот сейчас раздастся неизбежное: если бы не…
Но в его взгляде не было даже тени отвращения, а прикосновение ощущалось без преувеличения как волшебное.
— И еще тех, — добавил он, — у кого глаза красивые.
Остальное ты преспокойно додумаешь сам, так ведь? Его улыбка, мощь его присутствия, его спокойное приятие моей необычности — и то обстоятельство, что сам он был еще необычней меня. Могла ли я перед ним устоять?.. Через два дня после нашей первой встречи я поцеловала его. Этот безобразник воспользовался случаем и наполнил мой рот своим божественным вкусом, думая немедленно затащить меня в постель. В тот раз у него не получилось, потому что я была не чужда некоторых принципов, но спустя несколько дней я привела Сумасброда к себе домой. И там, представ ему обнаженной, я поняла, что впервые встретила кого-то, кто видел меня всю целиком, а не частями. Сумасброд находил мои глаза бесподобными, после чего вдруг принимался цветисто превозносить мои локти. Ему нравилось во мне решительно все.
Мне не хватает его. Боги, как же мне не хватает его!
* * *
На другой день я проспала допоздна, а проснувшись наконец, едва смогла пошевелиться. Спина превратилась в сплошной сгусток боли, а, поскольку я не привыкла спать на животе, от непривычного положения еще и затекла шея. Добавь к этому опухшие, воспаленные глаза и мстительно вернувшуюся головную боль — и ты поймешь, почему я не сразу распознала присутствие постороннего в доме.
Спотыкаясь, я по стеночке пробралась на кухню, привлеченная звуками и запахами стряпни, и невнятно пробормотала:
— Доброе утро…
— Доброе, — отозвался жизнерадостный женский голос, и я от неожиданности едва не упала.
Схватившись для равновесия за кухонный столик, я резко развернулась, цепляя подставку с поварскими ножами… Чьи-то руки перехватили меня, и я заорала, отчаянно отбиваясь… Пока не узнала эти руки: теплые, большие, очень знакомые.
Солнышко! Благодарение всем богам, это был он. Я оставила поиски оружия, только сердце колотилось как сумасшедшее. Солнышко… и женщина. Кто такая?
Я мысленно воспроизвела ее ответ на мое приветствие, и все стало ясно. Этот скрежещущий, ржаво-приторный голос… Лил! У меня дома! Завтрак мне готовит! После того, как сожрала нескольких Блюстителей Порядка, угробленных Солнышком!..
— Во имя Вихря, что ты тут делаешь? — спросила я требовательно. — И, проклятье, да покажись уже наконец! Не смей прятаться от меня! Ты в моем доме!
Она весело ответила:
