В общем, я разложила товары и принялась ждать. Я ждала и ждала… Я совсем не знала округу и не могла отлучиться от лотка, чтобы все здесь изучить. Невдалеке густо шли пешеходы; оттуда слышались замечания паломников, рассуждавших о том, как сумрачен сделался город и как по-прежнему прекрасен дворец по имени Небо, опутанный ветвями Древа. Я начала думать, что, вероятно, устроилась торговать не на самом выгодном месте. Что поделать, лучшие места давно заняты другими торговцами — придется довольствоваться тем, что осталось.
Ближе к вечеру, однако, я поняла: дела плохи. Лишь несколько паломников подошло взглянуть на мои товары; в основном это был трудящийся люд, амнийцы из небогатых городов и весей вокруг Тени. Я увидела в этом, по крайней мере, частичную причину сегодняшней неудачи. Моими самыми выгодными покупателями обычно бывали уроженцы Дальнего Севера и островов. В тех краях истины Блистательного Итемпаса никогда не находили особого отклика, поэтому выходцы оттуда охотно покупали мои миниатюрные версии Древа и статуэтки богов. Однако на материке Сенм обитали в основном амнийцы, по большей части являвшиеся итемпанами. Их труднее было впечатлить как Древом, так и другими языческими, по их мнению, чудесами Тени.
Что ж, я никогда не возражала против чужих вер, но мне самым примитивным образом хотелось есть. Желудок начал бурчать, как бы вслух попрекая меня за утренний недосмотр, за то, что позволила Лил испортить себе аппетит и осталась без завтрака.
И вот тут меня посетила замечательная идея. Я порылась в сумках и с облегчением обнаружила в одной из них мелки. Обойдя лоток, я присела на корточки, обдумывая, что бы нарисовать.
Позыв к творчеству был настолько неудержимым, что я даже покачалась на носках, дивясь его силе. Обычно я чувствовала что-то похожее по утрам, когда уходила в подвал и бралась за краски. Сейчас я сначала хотела набросать какую-нибудь смешную чепуху — лишь бы взгляд привлекла к моим горшочкам и побрякушкам. Но стоило взять в руки мел, как перед мысленным взором возник такой образ, что я облизала пересохшие губы и невольно задумалась: а безопасно ли такое рисовать?
И решила: небезопасно. На сей счет никаких сомнений быть не могло. Во имя всех богов, я же слепая! Мне по самой природе вещей не положено зримо представлять себе что-либо, какое там рисовать, да еще и похоже! Большинство горожан, полагаю, не обратили бы внимания на подобное противоречие… однако Блюстители Порядка и те, в чьи обязанности входило вынюхивать запрещенную магию, могли счесть это подозрительным. Я, собственно, дожила до своих лет в основном благодаря осторожности.
И тем не менее… Я повертела мелок в руках, потерла пальцами его гладкие крошащиеся бока. Цвета для меня, вообще-то, мало что значили, будучи просто свойствами сущего, но я привыкла как-то называть свои мелки и краски. Цвет — это ведь не просто то, что мы видим. Вот этот мелок, к примеру, обладал горьковатым запахом. Это не была горечь съедобной пряности, скорее, так пахнет воздух высокой горной вершины, слишком разреженный для дыхания. Такой цвет я считала белым, и для образа, сложившегося у меня в голове, он подходил идеально.
— Я рисую картину, — прошептала я и принялась за дело.
Для начала я очертила чашу неба… Нет, не того Неба, которое дворец Арамери. И не того, которое превыше дворца и даже Древа; я его, кстати, никогда и не видела. Под моей рукой возникала тончайшая, почти пустая твердь, витавшая где-то во вздымающихся облаках. Я нанесла густое основание, щедро потратив обе имевшиеся у меня палочки белого мела. Остался лишь маленький кусочек; что ж, повезло. Потом я стала втирать в белый слой толику синего, совсем немного. Яркий синий плохо подходил для того неба, которое сияло у меня в голове, он казался мне почти жирным. Я обеими руками выровняла голубизну, потом добавила еще один цвет — я считала его солнечно-желтым. Да-да, все правильно! Я налегала на мелок, привнося в рисунок тепло, пока оно не сгустилось посередине в источник сияния. Теперь там горели сразу два солнца: одно — громадное, другое — поменьше. Солнца двигались, вращаясь в нескончаемом взаимном танце. Быть может, мне удастся…
— Эй! — окликнули меня.
— Погодите чуть-чуть, — пробормотала я.
Настала очередь облакам появиться в моем небе. Это будут мощные тяжелые тучи, готовые пролиться дождем. Я поискала мелок, который пахнул бы серебром, и нашла подходящий. Вот бы мне побольше темно-синих и черных!
Теперь — птицы. Конечно же, в таком пустом прозрачном небе должны лететь птицы. Только перьев у них не будет…
— Эй!
Что-то прикоснулось ко мне. Я вздрогнула, выронила мелок и заморгала, выныривая в реальность.
— Что… что такое?
Моя спина тоже словно очнулась, отзываясь каждым синяком, каждой мышцей, надсаженной накануне. Сколько я просидела на корточках над рисунком? Я охнула и потянулась рукой к пояснице.
— Спасибо, — сказал голос.
Говорил мужчина, причем не особенно молодой. Голос не принадлежал никому из знакомых — уж всяко не Вурой, хотя тембр похожий. Потом я вспомнила, где слышала его. Это был один из моих нынешних конкурентов, громче прочих зазывавший к своему лотку покупателей.
— Хорошую ты уловку придумала, — продолжал он. — Целую толпу собрала. Вот только южное Гульбище закрывают с закатом, так что, может, отоваришь кого, пока время есть?
Толпу?..
Ко мне будто вернулся слух: кругом звучали голоса. Десятки голосов. Народ действительно толпился возле моего рисунка. Кто-то бормотал, кто-то восклицал, все что-то обсуждали. Я попыталась встать во весь рост и зашипела от боли в коленях.
Стоило мне выпрямиться, и люди разразились аплодисментами.
— Какого… — начала было я… и тотчас поняла.
Рукоплескания предназначались мне.
Я не успела как следует поразмыслить над этим. Зрители принялись проталкиваться вперед, я слышала, как они работали локтями, отпихивая друг дружку и в то же время стараясь не наступить на рисунок. Все спрашивали о моих товарах, что сколько стоит, интересовались, профессионально ли я рисую и как вообще я умудрилась нарисовать такие прекрасные вещи, обходясь без помощи зрения. Вопросы сыпались градом. Собрав остатки здравого смысла, я отступила за лоток и принялась отделываться от неудобных вопросов пустыми любезностями («Нет, я в самом деле слепая! Но я очень рада, что вам вроде понравилось!»), в то время как покупатели опустошали мой лоток. Большинство даже не торговалось. Такого удачного дня у меня никогда еще не бывало. И самое занятное, что полное «безрыбье» сменилось бешеным спросом в течение нескольких минут.
Когда у меня не осталось ни одной безделушки, покупатели переместились к соседним лоткам — возле которых, как я с запозданием поняла, они и околачивались, пока я рисовала. Ничего странного, что сосед-торговец подошел поблагодарить меня.
Пока я все это обдумывала, издалека донесся перезвон колоколов Белого зала, отмечавший закат. Парк скоро закроют.
— Так я и знал, что без тебя тут не обошлось, — сказал кто-то поблизости.
