Обойдя комнату, я поняла, что нахожусь в заточении.
Ну что ж, по сравнению с большинством тюрем здесь очень даже ничего. Постель была мягкой, столик и стулья — вполне добротными, а деревянный пол почти сплошь устилали толстые ковры. В крохотном чуланчике, примыкавшем к месту моего заточения, нашлись бытовые удобства. Однако дверь наружу накрепко заперта, причем с моей стороны в ней не имелось даже скважины для ключа. Решеток на окнах не оказалось, но рамы не открывались и были забраны толстым, прочным стеклом; вряд ли я сумела бы его разбить, а если и сумела бы, то наделала бы ужасного шуму.
А еще воздух тут определенно странный. В нем не чувствовалось привычной влажности, и он казался несколько разреженным. По крайней мере, звук в нем распространялся довольно своеобразно. Уже зная расположение комнаты, я для проверки хлопнула в ладоши, так вот, хлопок отразился от стен совершенно неправильным образом.
Когда сработал дверной замок, я так и подпрыгнула: щелчок раздался словно в ответ на мои мысли. Стояла я у окна, и толщина прочных стекол в этот миг меня даже порадовала: я попятилась, прижимаясь к ним спиной.
— Ну вот наконец-то ты очнулась, — произнес мужской голос, которого я никогда раньше не слышала. — И, по счастью, как раз когда я сам к тебе заглянул, даже послушника посылать не пришлось. Что ж, здравствуй.
Говоривший был сенмитом, но привычный городской выговор в его речи отсутствовал. Если уж на то пошло, он изъяснялся как богатей: четкое произношение, строгий подбор слов. Больше я ничего пока сказать не могла: с богатыми и знатными мне редко доводилось беседовать.
— Здравствуй, — ответила я.
Вернее, попыталась. Мое несчастное горло выдало какой-то придушенный писк да еще и заставило меня сморщиться от боли. А всё те мои отчаянные вопли в немой пустоте.
— Пожалуй, тебе не стоит разговаривать, — сказал мой собеседник.
И закрыл за собой дверь. Кто-то с той стороны тотчас запер ее, и от скрипа щеколды я опять вздрогнула. А вошедший продолжал:
— Успокойся, эру Шот, я тебе ничего плохого не сделаю… Полагаю, я наперед знаю большинство вопросов, которые ты хотела бы мне задать, так что, если присядешь, я тебе все объясню.
Эру?.. Я так давно не слышала этого слова, что в первое мгновение даже не узнала его. «Эру» — маронейская форма вежливого обращения к молодой девушке. Я для него несколько старовата — вообще-то, так обращались к девушкам до двадцати лет, — но он не так уж ошибся и к тому же, возможно, имел в виду мне польстить. Голос-то у него всяко был не маронейский.
Он терпеливо ждал, стоя на месте, пока я не присела на стул.
— Вот так-то лучше, — сказал он, проходя мимо меня.
Размеренная походка, шаг изящный, но твердый. Крупный мужчина, хотя и не такой здоровяк, как Солнышко. Достаточно взрослый, чтобы хорошо владеть своим телом. От него пахло бумагой, тонким полотном и еще слегка кожей.
— Итак, — продолжал он. — Меня зовут Хадо. В моем ведении все новоприбывшие сюда, то есть на данный момент — ты и твои друзья. Когда я говорю «сюда», то имею в виду — в Дом Восставшего Солнца. Слышала о таком?
Я нахмурилась. Только что вставшее солнце было одним из символов Блистательного Итемпаса, но теперь его редко использовали, поскольку его легко было спутать с рассветным солнцем Сумеречной госпожи. Я даже ни разу не слышала о Восставшем Солнце со времен своего детства в Нимаро.
— Белый зал?.. — невнятно прохрипела я.
— Нет, не вполне, хотя обеты у нас сходные. И мы тоже чтим Отца Небесного, хоть и не совсем так, как в ордене Итемпаса. Возможно, ты слышала, как называют нас люди? В отличие от итемпанов ордена, мы зовемся Новыми Зорями.
Да, такое название мне было знакомо, но оно лишь окончательно все запутывало. Что могло понадобиться от меня культу еретиков?
По словам Хадо, он предвидел мои вопросы, но вот этого, похоже, не угадал. Или предпочел пока его не затрагивать.
— Вы с друзьями погостите у нас, эру Шот… Можно ли мне называть тебя «Орри»?
Демоны и Преисподняя! Погостите!.. Я выставила челюсть и стала ждать, когда же он доберется до сути.
Его, кажется, позабавило мое молчание. Он передвинулся и оперся о стол.
— В самом деле, — сказал он. — Мы подумали и решили приветствовать тебя среди нас как новопосвященную, — так мы называем новых членов нашего братства. Тебе объяснят наше учение, обычаи и весь образ жизни. Мы не скроем от тебя ничего. Наоборот, мы надеемся, что здесь ты познаешь истинный свет и возвысишься среди нас, посвятив себя делам веры.
Тут уж я прямо повернулась к нему лицом. Зрячие люди говорили мне, что обычно это придает вес словам.
— Нет, — выговорила я.
Он ласково рассмеялся, судя по всему ничуть не расстроившись.
— Что ж, к этой мысли определенно нужно привыкнуть…
— Нет! — повторила я, как ни больно было мне говорить, и стиснула на коленях кулаки. — Где мои друзья?
Последовала пауза.
— Смертных, прибывших вместе с тобой, также вводят в братство. Конечно, к богорожденным это не относится.
Я сглотнула, чтобы смочить саднящее горло и заодно затолкать обратно тошнотворный ужас, зародившийся в животе. Каким образом они могли бы затащить сюда Сумасброда и его родню против их воли? Да никаким!
— А с богорожденными что?
Опять пауза — грозная, многозначительная.
— Их судьбу решат наши предводители.
Я попыталась прикинуть, врет он или нет. Я беспокоилась как раз о младших богах, а вовсе не о смертных. Чтобы магия смертного могла удержать богорожденных? Право, я о таком вообще не слыхала…
Но Сумасброд до сих пор не явился меня забрать, а это значило, что он по какой-то причине не мог. И я знала, как боги иной раз используют смертных, прикрывая ими свои дела. Может, и здесь что-то подобное происходило? К примеру, некий родич Сумасброда надумал прибрать к рукам его торговлю божественной кровью? Или какой-то богорожденный принял заказ, от которого отказалась леди Неммер?
Но если какое-то из этих предположений было правдой, охотились бы, скорее всего, на одного Сумасброда, а не на всех его присных…
И в это время пол дрогнул у меня под ногами, а за ним и стены: дрожь была почти неслышная, зато вполне ощутимая. Вся комната словно бы легонько подвинулась. Одно из прочных окон даже слегка задребезжало в раме, потом успокоилось.
Я проскрежетала:
— Где мы?
— Наш дом зиждется на стволе Мирового Древа, а оно временами покачивается. Тебе не о чем волноваться.
Милые боженьки!..
Вообще-то, в городе поговаривали, будто самые состоятельные горожане — главы торговых компаний, вельможи и тому подобный люд — начали строить себе дома на самом стволе Древа. Стоимость такого строительства измерялась целыми состояниями. Частью оттого, что Арамери установили очень строгие требования относительно красоты, безопасности и непричинения вреда Древу, частью… Ты же понимаешь, что те, у кого хватало дерзости строиться прямо на Древе, скромненьким домиком не удовлетворялись.
