— Кинули!.. — закричала девчонка, похоже отчаянно вырываясь. — Кинули, помоги!..
Кинули не появился. Сердце у меня упало…
— Так это ты! — неожиданно заулыбалась Лил. — Несколько недель назад я отведала твоего честолюбия и предупредила Орри Шот, чтобы она остерегалась тебя. Я знала: если буду держаться ее, мы с тобой обязательно встретимся.
И она просияла, точно мать, гордящаяся ребенком:
— Я — Лил!
Я крепче перехватила палку от метлы.
— Лил, он обладает могущественной магией. Он уже убил нескольких богорожденных, и… — я подавила дрожь отвращения, пока та опять не вызвала дурноту, — …и пожрал их плоть! Я не хочу, чтобы и тебя постигла эта участь!..
Лил непонимающе оглянулась на меня:
— Что?..
Рука Солнышка сомкнулась на моем здоровом плече. Я ощутила, как он шагнул мимо и встал передо мной.
— Ты мне больше без надобности, — холодно произнес Датэ, обращаясь к Солнышку. — Я так и не понял, кто ты на самом деле, но пользы от тебя никакой. Но я с легкостью перешагну через тебя, чтобы до нее добраться, так что отойди-ка!
Лил по-прежнему смотрела на меня:
— Это ты о чем? Пожрал? Плоть?..
Мои глаза переполнились слезами горя и беспомощного отчаяния.
— Он вырезает сердца богорожденных и ест их! Он сделал это со всеми, кого вы недосчитались! Я не знаю, скольких он уже погубил!..
— Госпожа Орри, — с нажимом повторил Датэ.
Его дыра стала расти, раздирая на своем пути воздух. Она грозным предупреждением поплыла по направлению к нам. Только всасывающей силы пока не было.
— Ты не говорила, что их съели. А надо было, причем перво-наперво, — раздраженно произнесла Лил.
Потом повернулась к дыре, сквозь которую говорил Датэ, и помрачнела.
— Нехорошо это, очень нехорошо, когда смертный кого-то из нас ест…
Я ощутила всасывание, как только оно началось. Оно было не так сильно, как в ночь пленения Сумасброда, но я все равно зашаталась. Солнышко зарычал и расставил ноги покрепче, его мощь пробуждалась, но его тянуло вперед, тянуло…
Лил грубо отшвырнула нас обоих и сама встала перед дырой.
Всасывание тотчас усилилось, достигнув предела. Мы с Солнышком валялись поодаль на земле; я — плашмя и почти без сознания, потому что падение не пощадило ни моей больной головы, ни сломанной кости. Я видела Лил точно в тумане. Она стояла, упираясь ногами, платье так и хлестало, облекая костлявое тело, длинные светлые волосы трепал ветер. Дыра теперь была величиной во все ее тело — но почему-то втянуть ее не могла.
Вот она вскинула голову. Я находилась у нее за спиной, но некоторым образом знала, даже не видя, что ее рот принял свой естественный вид.
— Жадный смертный мальчишка! — Ее голос звучал повсюду, в нем звенело пронзительное торжество. — Неужто ты вообразил, будто тебе это удастся со мной?
Она широко раскинула руки и взорвалась золотым сиянием могущества. Я услышала жужжание и рокот ее вертящихся зубов; они гудели так громко, что звук отдался у меня в позвоночнике. Они источали такую мощь, что подо мной дрогнула земля. Вот жужжание перешло в визг — и Лил бросилась на портал, желая проглотить его. Мимо нас вихрем полетели волшебные искры. Они падали наземь, продолжая гореть. Столкновение магических сил вдавило меня в землю и разметало мусорные горы вокруг. Я услышала треск дерева, глухой грохот падения чего-то тяжелого… Новозоры вопили дурными голосами, а Лил смеялась безумным смехом невменяемого чудовища, которым она, собственно, и была.
А потом Солнышко схватил меня за здоровую руку и поставил на ноги. Мы побежали, причем он меня больше тащил, потому что ноги мои еле работали, зато рвотные позывы так и одолевали. В конце концов он просто подхватил меня на руки и понесся во всю прыть. Свалка позади нас превратилась в жерло вулкана. Там бушевало пламя, дрожала и разверзалась земля…
16
«ИЗ ГЛУБИН К ВЫСОТАМ»
(акварель)
На некоторое время я впала в полуобморочное состояние…
Толкотня, быстрый бег, какофония беспорядочных звуков — я ничего не могла различить. Я смутно помню боль и растерянность и еще то, что чувство равновесия начисто отказалось работать; я как будто снова падала сквозь бесконечную воздушную толщу, ни за что не держась и не управляя полетом. Лишь невнятный голос все шептал и шептал на ухо: «Почему ты еще живешь, ведь Сумасброд погиб? Зачем вообще ты живешь, сосуд смерти? Ты — ходячее посрамление всего, что свято. Тебе следовало бы просто лечь наземь и умереть!»
Кто это говорил? Солнышко? Или моя совесть?
* * *
Спустя долгое-долгое — или так мне показалось — время разум в достаточной степени вернулся ко мне, и я смогла думать.
Для начала я села — медленно и с огромным трудом. Здоровая рука и та не сразу подчинилась моей воле. Я велела ей упереться и приподнять тело, а она бестолково заметалась кругом, царапая то, на чем я лежала. Поверхность была твердая, но не камень. Я попробовала ее ногтями. Дерево. Тонкие дешевые доски. Я погладила их… И поняла, что дерево окружало меня со всех сторон. Кое-как заставив тело слушаться, я принялась медленно и неуверенно обследовать свое окружение. Так и есть: ящик. Я в большом деревянном ящике, открытом с одного конца. Меня укрывало что-то тяжелое, колючее, сильно пахнущее… Лошадиная попона? Должно быть, Солнышко украл ее для меня. От нее вовсю разило конским потом, но предрассветный час был нешуточно холоден, и я подоткнула ее в поисках тепла.
Шаги рядом со мной… Я было съежилась, но скоро узнала их знакомую тяжесть и ритм. Солнышко. Подойдя, он забрался ко мне в ящик и сел рядом.
— Держи, — сказал он, и губ коснулся металл.
Ничего не понимая, я открыла рот и едва не захлебнулась — в горло хлынула вода. По счастью, я ее почти не пролила, потому что пить хотелось отчаянно. Солнышко снова сунул мне флягу, и я жадно пила, пока не высосала все до капли. Я бы не отказалась выпить еще, но и так почувствовала себя лучше.
— Где мы?.. — спросила я полушепотом.
Кругом было очень тихо, только — кап-кап! — падала с Древа утренняя роса. Как порадовал меня этот звук, которого я была лишена все время плена в Доме Восставшего Солнца. Я слышала, как вокруг двигались люди. Но и они старались не шуметь, словно для того, чтобы не потревожить росу.
— В Деревне Предков, — ответил Солнышко, и я удивленно моргнула.
Получается, он принес меня сюда через весь город со свалки Застволья, из Затени в Востень. Деревня располагалась чуть севернее Южного Корня, у тоннеля, проложенного под корневой стеной. Здесь городские бездомные устроили что-то вроде палаточного лагеря, — так, по крайней мере, мне говорили. Сама я тут никогда не бывала. Многие здешние жители были больны — кто телом, кто духом, — но слишком безобидны для заточения и в то же время слишком уродливы или жалки, чтобы допустить их в приличное итемпанское общество. В Деревне обитали хромые, немые, глухие… и слепые, конечно. Помнится, в первые свои дни в Тени я жутко боялась однажды оказаться среди них…
