Он заговорил скучающим голосом, не обратив особого внимания на мои слова:
— Серимн, хватит препираться с девочкой. Твое краснобайство сгодилось бы для ваших запутавшихся и растерянных неофитов, но все здесь присутствующие видят тебя насквозь.
Он сделал в ее сторону жест, этакий изящный взмах, обрисовавший всю ее сущность.
— Эру Шот, тебе позволительно не понимать: вся нынешняя заварушка — всего лишь семейная ссора, зашедшая слишком далеко.
Должно быть, я выглядела сбитой с толку.
— Семейная ссора?..
— Видишь ли, я всего лишь полукровка, — ответил он. — Самый первый, оказавшийся во главе семьи. И хотя меня поставила на эту должность сама Сумеречная госпожа, иные мои родственники, особенно чистокровные, продолжают сомневаться в моей дееспособности. У меня хватило глупости считать Серимн наименее опасной среди них. Я даже верил, что она могла оказаться полезной, ведь ее организация давала цель в жизни тем приверженцам Итемпасовой веры, кто в последнее время утратил духовные ориентиры.
Я не видела, как он покосился на Солнышко, но угадала движение.
— Я не предполагал, что они могут натворить настоящих бед. Приношу за это свои извинения.
Я изумленно застыла. Я ничего не знала о повадках высокорожденных, не говоря уже об Арамери, но одно мне было известно точно: извиняться у них не в обычае. Они не делали этого никогда и ни под каким видом. Даже после уничтожения Земли Маро они предложили моему народу полуостров Нимаро в качестве «жеста человеколюбия» — но не как извинение.
Серимн тряхнула головой.
— Декарта назначил тебя, Теврил, наследником только по принуждению, — сказала она. — Полукровка или нет, в обычную пору ты бы справлялся неплохо. Но в нынешние темные времена нам необходим сильный глава семьи, непоколебимо приверженный старым ценностям, не склонный ни при каких обстоятельствах утрачивать преданность Отцу Небесному. А тебя ущербное происхождение не наделило должной гордостью.
Я почувствовала улыбку лорда Арамери. Еще бы мне было не ощутить ее, тонкую и опасную, как клинок! От нее в комнате сразу что-то изменилось, никто здесь больше не мог полагать себя в безопасности.
— Тебе есть еще что сказать? — спросил он. — Такого, что не зря потратило бы мое время?
— Нет, — ответила она. — Ничего, что тебе подобало бы услышать.
— Очень хорошо, — сказал лорд Арамери.
Щелкнул пальцами — и из-за занавеси позади трона возник слуга. Он припал на колени рядом с троном, держа что-то в руках; еле слышно звякнул металл. Теврил не взял принесенного, а я не могла разглядеть, что это такое. Я только заметила, как отшатнулась Серимн.
— Вот этот человек, — сказал лорд Арамери, указывая на Солнышко. — Серимн, ты оставила Небо до последней передачи власти. Ты знаешь, кто это такой?
Серимн покосилась на Солнышко и отвела глаза.
— Мы так и не сумели установить, что он такое, — сказала она. — Он является спутником и, возможно, любовником госпожи Орри. Он не представлял для нас ценности, разве что как заложник, чтобы она вела себя смирно.
— Посмотри на него внимательнее, кузина.
Она повиновалась, всем своим видом излучая пренебрежение.
— Я в самом деле должна что-то особенное увидеть?
Я взяла Солнышко за руку. Он не пошевелился. Похоже, происходившее было ему безразлично.
Лорд Арамери поднялся с трона и сошел по ступеням. Достигнув подножия, он резко повернулся к нам — так, что длинные волосы и плащ метнулись у него за спиной. А потом преклонил колено, явив учтивость, которой я бы никогда не заподозрила в столь могущественном человеке.
Стоя коленопреклоненным, он звенящим голосом произнес:
— Узри же нашего Отца Небесного, Серимн. Приветствуй Итемпаса, Дневного хозяина, Повелителя Порядка и Света!
Серимн непонимающе посмотрела на него. Потом — на Солнышко. В голосе Теврила не было ни намека на язвительную насмешку — лишь почтительное благоговение… Я, однако, вполне представляла себе, что видела Серимн, глядя на Солнышко. Нечеловеческую усталость в глазах, невероятное горе под покровом внешнего безразличия. На нем, как и на мне, была одежда с чужого плеча, и он никак не ответил на поклон и приветствие Теврила.
— Да он же мароне, — после долгой паузы проговорила Серимн.
Теврил поднялся, привычным движением откидывая за спину хвост длинных волос:
— Какая неожиданность, не правда ли? А ведь это не первая ложь, которую наше семейство повторяет так долго, что правда начинает уже забываться.
Он подошел к ней и остановился прямо напротив. Она не попятилась, хотя я, например, на ее месте обязательно подалась бы назад. Было сейчас в лорде Арамери нечто такое, отчего мне стало нешуточным образом страшно.
— Ты же знаешь, Серимн, что он был низложен, — сказал он. — И ты видела предостаточно богов, принимавших облик смертных. Как же ты не догадалась, что чтимый тобою бог может среди них оказаться? Вот и Хадо рассказывает, что ваши новозоры обращались с ним не очень по-доброму…
— Нет, — сказала Серимн, и в ее сильный, звучный голос впервые за время нашего знакомства пробилась дрожь неуверенности. — Это невозможно! Я бы непременно… и Датэ… мы бы непременно поняли!
Теврил оглянулся на слугу. Тот поспешил вперед со своим металлическим предметом. Лорд взял его и сказал:
— Полагаю, твоя незамутненная арамерийская кровь все равно не дает тебе права говорить за нашего бога. Ну что ж, раз так, значит так. Откройте-ка ей рот и подержите открытым…
Я даже не поняла, что последние слова были приказом, — но стражники сдвинулись вокруг Серимн и схватили ее. Началась борьба, выглядевшая для меня как смешение качающихся силуэтов. Когда все успокоилось, я заметила, что стражи крепко держали голову Серимн.
Теврил между тем взял в руки предмет, принесенный слугой, и я впервые смогла увидеть его — темным контуром на фоне магического свечения дальней стены. Ножницы?.. Нет, слишком большой и форма другая…
Клещи.
— Боги мои… — прошептала я, слишком поздно поняв, что происходит.
Я поспешно отвернулась, но от жутких звуков деваться было некуда. Захлебывающийся вопль Серимн… «Мммхх…» Теврила, вынужденного приложить немалую силу… влажный хруст разрываемой плоти. Все произошло очень быстро. Теврил со вздохом отвращения вернул клещи слуге, и тот их унес. Серимн издала еще один невнятный звук, не столько вопль боли, сколько бессловесный протест… И, обмякнув, со стоном повисла на руках стражников.
— Пожалуйста, держите ее голову наклоненной вперед, — словно сквозь туман, услышала я голос Теврила. — Мы же не хотим, чтобы она захлебнулась.
— П-погодите… — выдавила я.
Боги, я была неспособна думать. Наверное, эхо этого звука до конца дней будет мне сниться.
