— Не по себе? — сказал он.
— Ну, не то чтобы… — соврала я.
Мне доводилось слыхать, как Блюстители пользовались подобным приемом, если желали вывести свою жертву из равновесия. Кажется, со мной это сработало. Я сказала:
— Хотелось бы узнать ваше имя…
— Римарн, — ответил он, назвав имя, обычное в низших слоях амнийцев. — Превит Римарн Ди. А вы?
Превит! Это были жрецы полного посвящения и высокопоставленные к тому же. Они нечасто покидали пределы Белого зала, занимаясь в основном политикой и хозяйственными делами.
Значит, в ордене сочли гибель богорожденной событием немалой важности.
— Орри Шот, — представилась я.
Голос подвел меня, я поперхнулась собственной фамилией и была вынуждена ее повторить. Мне показалось, жрец улыбнулся.
— Мы, — сказал он, — расследуем обстоятельства смерти божественной госпожи Роул и пришли сюда в надежде, что вы и ваши друзья нам поможете. Особенно в свете того, что мы по доброте своей долго закрывали глаза на ваше присутствие здесь, на Гульбище.
Он взял с лотка что-то еще, и на сей раз я не смогла определить, что именно.
— С радостью. Всем, чем могу, — ответила я, старательно пропуская мимо ушей едва замаскированную угрозу.
Орден Итемпаса, помимо прочего, ведал всеми городскими разрешениями и привилегиями, касавшимися торговли, и нещадно штрафовал нарушителей. У Йель было разрешение торговать на Гульбище; мы, скромные мастеровые, подобного позволить себе не могли.
— Грустно это все, — докончила я. — Кто бы мог предположить, что нечто может убить бога!
— Богорожденных — очень даже может, — сказал жрец.
Его голос звучал заметно холоднее прежнего. Я запоздало выругала себя, вспомнив, как мгновенно ощетиниваются истые итемпаны при упоминании о богах, отличных от их собственного. Ох, я, похоже, слишком долго прожила вдали от Нимаро!
— Их способны убить их родители — Трое, — продолжал Римарн. — А также родные братья и сестры, если могущества хватит.
— Ну, я, во всяком случае, не видела никаких богорожденных с окровавленными руками, если вы это имеете в виду. Я, собственно, вообще мало что вижу…
И я выдавила улыбку. Получилось не очень.
— Да, но ведь это ты обнаружила тело.
— Верно, и в тот момент там точно никого поблизости не было, это я могу сказать наверняка. Потом появился Сумасброд… то есть лорд Сумасброд, один из богорожденных, обитающих в городе… появился и забрал тело. Он сказал, что покажет его родителям. Самим Троим.
— Ясно.
Последовал легкий стук: что-то опустили обратно на лоток, правда, это не было миниатюрное Древо.
— Какие интересные у тебя глаза…
Не знаю почему, но я еще больше почувствовала себя не в своей тарелке.
— Ну да, так люди говорят…
— Это у тебя… туск?
[2]
— Превит наклонился вплотную, рассматривая меня, его дыхание отдавало мятным чаем. — Никогда не видел подобного туска.
Мне не раз говорили, что мои глаза — не самое приятное зрелище. «Туск», который заметил Римарн, на самом деле представлял собой множество тонких выростов сероватой ткани, которые наслаивались один на другой, точно лепестки еще не расцветшей маргаритки. Из-за них у меня нет ни зрачков, ни радужки в обычном понимании этого слова. Если смотреть издали, кажется, что у меня бельма — матовые, серо-стальные. Вблизи делается ясно, что это именно туск.
— Костоправы, — пояснила я, — говорят, что у меня неправильно выросла роговица. Там еще другие осложнения, но я их названия даже выговорить не могу.
Я вновь попробовала улыбнуться, но потерпела позорную неудачу.
— Понятно. Скажи, а такая… неправильность… часто встречается у народа мароне?
Неподалеку с треском рухнул лоток, принадлежавший Ру. Я услышала ее протестующий крик, к которому тотчас присоединились Вурой с Ойном.
— Заткнитесь, вы все! — рявкнул жрец, допрашивавший ее.
Воцарилась тишина. Кто-то из толпы праздношатающихся — быть может, мракоходец — крикнул было, чтобы жрецы от нас отвязались, но никто не поддержал его, и у кричавшего недостало смелости или глупости повторить попытку.
Я никогда не отличалась долготерпением, и страх не добавил мне выдержки.
— Так чего вы все-таки от меня хотите, превит Римарн?
— Меня очень порадовал бы ответ на мой вопрос, госпожа Шот.
— Нет, глаза вроде моих — далеко не самое обычное дело среди мароне. Я имею в виду, что слепота у нас не слишком распространена. Да и с чего бы?
Я ощутила, как шелохнулся лоток. Возможно, превит передернул плечами.
— Не исключено, — сказал он, — что это отсроченное последствие деяний Ночного хозяина. Легенда гласит, что в Земле Маро он дал волю… неестественным силам.
И это подразумевало, что выжившие в катастрофе сами были не вполне естественными существами. Ах ты, самодовольный амнийский подонок! Мы, мароне, чтили Итемпаса так же долго, как и они! Я кое-как проглотила резкий ответ, явившийся на ум, и вместо этого проговорила:
— Ночной хозяин ничего не причинил нам, превит.
— Разрушение твоей родины — это, по-твоему, «ничего»?
— Я хотела сказать — ничего помимо этого. Тьма и демоны! Да ему дела до нас никакого не было, чтобы что-то нам причинять. А Землю Маро он разнес только потому, что Арамери неосторожно спустили его с поводка.
На мгновение настала полная тишина. Этого хватило, чтобы мой гнев сдулся, оставив лишь страх. Никому не следовало непочтительно говорить об Арамери и сомневаться в их действиях. В особенности — беседуя со жрецом-итемпаном…
В следующий миг я аж подпрыгнула: прямо передо мной что-то с громким треском разлетелось. Мое деревце! Его бросили оземь, разбив керамический горшок, и, возможно, насмерть покалечили само растение.
— Вот жалость-то, — ледяным тоном выговорил Римарн. — Прошу прощения. Я возмещу убыток.
Я закрыла глаза и заставила себя глубоко вздохнуть. Меня еще трясло, но ума хватило ответить:
— Не беспокойтесь.
Рядом снова произошло движение, и его пальцы стиснули мой подбородок.
— Непорядок, что у тебя такие глаза, — сказал жрец. — В остальном ты ведь красивая женщина. Если бы ты надела очки…
— Я предпочитаю, чтобы люди видели меня такой, какая я есть, превит Римарн.
— Ага. Так кем ты желаешь выглядеть — слепой человеческой женщиной? Или богорожденной, которая притворяется беспомощной смертной?
Какого он… Я напряглась всем телом, а потом сделала то, что, наверное, делать вовсе не следовало. Я громко расхохоталась. Умом я понимала, что он и так уже сердит и вряд ли стоит злить его дальше. Но когда я сама здорово злюсь, мне непременно требуется как-то «спустить пар», и тогда рот начинает действовать сам по себе, без участия головы.
