— Все в порядке? — спросила я. — Давай чаю сделаю…
— Нет.
Он поднял руку и потрогал мое лицо, точно так же, как я часто делала с ним. Поскольку его-то глаза работали отлично, это следовало понимать как знак приязни… наверное. А может, просто в комнате было еще слишком темно.
Его и прежде-то было нелегко понять, а теперь мне вроде как предстояло изучать его заново!
— Хочу тебя, — проговорил он.
Такая вот трогательная прямота. Я даже рассмеялась и прильнула к его ладони щекой, показывая тем самым, что его поползновение к сближению не было мне неприятно.
— Думается, надо будет еще поработать над нашими разговорами в спальне…
Он тоже сел, с легкостью усадил меня себе на колени — и принялся целовать, не дав мне времени предупредить его о несвежем запахе изо рта. У него, впрочем, дело обстояло ничуть не лучше. Однако тут я перестала думать об этом, потому что пришел мой черед удивляться: когда он углубил поцелуй и провел ладонями по плечам, легонько отводя назад мои руки, я ощутила нечто… Трепещущую искорку… Искорку жара, самого настоящего жара. Не страсти — огня!
Я ахнула, тараща глаза, и он отстранился.
— Хочу быть в тебе, — тихо и как-то неотвратимо выговорил он.
Одна его ладонь придерживала за спиной оба моих запястья, другая разгуливала… ах, именно там, где надо. Я, кажется, издала какой-то звук, но в точности сказать не берусь. А Солнышко продолжал:
— Я хочу увидеть лучи рассвета на твоей коже. Хочу, чтобы ты кричала все время, пока будет подниматься солнце. И мне все равно, чье имя ты станешь выкрикивать…
Я как-то пьяно подумала, что это едва ли не самая топорная любовная фраза, какую я вообще слышала. Он касался меня снова и снова, ласкал, целовал, пробовал на вкус. За время нашей предыдущей встречи он многое узнал обо мне — и теперь использовал это знание самым безжалостным образом. Когда его зубы царапнули мне горло, я вскрикнула и непроизвольно выгнулась назад. Судя по тому, как он держал мои руки, именно такого движения он от меня и ждал. Нет, он не причинял мне боли, он действовал очень осторожно, и я все время чувствовала это… вот только вырваться из его рук я нипочем не смогла бы. Я вся дрожала, сомкнутые веки трепетали, от страха и любовного желания кружилась голова…
И тут я наконец поняла.
Близился рассвет…
Я когда-то обнимала богорожденного, но тут все было иначе. Я не могла более видеть магического сияния, которое тело Солнышка испускало на рассвете, но не зря тот его поцелуй явственно отдавал магией. Сейчас он был не вполне тем Солнышком, к которому я успела привыкнуть. И он не уподобится моему невозмутимому и беспечному Сумасброду. Он будет существом, сотканным из жара и мощи, из света и абсолютной власти…
Как мне возлечь с подобным существом и встать с постели живой?..
— Хочу побыть самим собой с тобой, Орри, — шептал он, прижимаясь губами к моей коже. — Всего один раз…
Это была не просьба, еще чего! Он просто мне объяснял…
Я окончательно закрыла глаза и изгнала из тела всякое напряжение. Я бы сейчас не смогла заставить себя говорить, да в этом и нужды не было. Вполне хватало и моего доверия…
Он поднял меня и уложил, а сам устроился сверху, прижав мои руки за головой. Я лежала не двигаясь, зная, что именно этого он и хотел. Толику власти. Он был совсем лишен былого могущества; то, что он все-таки мог позволить себе, драгоценно для него.
Некоторое время он просто смотрел на меня. Его взгляд ласкал, как щекочущее перышко: какая сладкая пытка! Когда же он наконец коснулся меня, прикосновение было весомо, точно приказ. Я содрогнулась, выгнулась, раскрылась ему навстречу всем своим существом… Это произошло само собой, помимо моей воли, но не противоречило ей. Когда наши тела стали сближаться, я почувствовала невероятный жар его плоти. Сперва он двигался медленно, очень сосредоточенно, что-то шепча. Это были слова божественного языка, звучавшие как молитва, еле слышно, почти на пределе моего довольно-таки острого слуха. Сработает ли для него волшебство? Сработает ли?..
но ведь он изменился, все изменилось…
И тут я ощутила эти слова на своей коже. Не спрашивай меня, как я поняла, что это именно слова: я не знаю. Мне и не полагалось бы ощущать их, обычно у меня лишь кончики пальцев были настолько чувствительны, но сейчас я умудрялась воспринимать прямо бедрами все узоры, извивы и острые зубцы божественного языка, и каждая буква была внятна моему разуму. Я видела, что меня облекали не просто слова; там были еще такие странные наклонные линии, и числа, и символы, распознать которые я не умела. Как все сложно!.. Это ведь он создал язык в самом начале времен, и язык всегда был самым тонким его инструментом. Слова скользили по коже, вились по ногам, оплетали груди — о боги!.. Никакими человеческими средствами не описать моих ощущений!.. Я извивалась, я корчилась, я изнемогала… Он следил за мной, вслушивался в мои всхлипы… и был доволен. Это я тоже чувствовала.
— Орри, — выговорил он.
Всего одно слово, но сквозь него я по-прежнему слышала шепоты, шепоты доброй дюжины голосов, они перекликались и смешивались, и все они принадлежали ему. От этого каждое слово обретало множество смыслов, и каких только среди них не было!.. Желание, страх, власть, нежность, благоговение…
Потом он снова меня поцеловал, поцеловал свирепо и страстно, и я готова была закричать, если бы смогла, потому что я пылала — в горло ворвалась молния и подожгла каждую жилочку тела. Я извивалась и билась, я плакала, но слезы тотчас же высыхали…
Я обливалась потом, и капли немедленно обращались в пар. Я чувствовала, как жар невозможно близкого солнца впитывался и собирался во мне, поднимался изнутри к коже и закипал. Вырвется ли этот жар или спалит меня?.. Мне было все равно. Я кричала без слов и все прижималась к нему, прося еще чуточку, прося о явлении бога в человеке, ибо он был обоими, и я любила обоих и всей душой желала обоих…
А потом настал день и принес с собой свет, и все мое невероятное восприятие рассеялось без остатка, поглощенное ревущим пламенем и божественной славой десяти тысяч добела раскаленных солнц…
21
«НАТЮРМОРТ»
(холст, масло)
Вот и начинается та часть моей истории, рассказывать о которой мне труднее всего. Но я должна поведать ее, потому что ты должен знать все.
* * *
Когда я проснулась, уже вечерело. Я проспала весь день; но стоило мне сесть в постели и выпутаться из сбившихся простыней, как я чуть не завалилась спать дальше. Я до того устала, что готова была еще неделю не просыпаться! Но я жутко проголодалась, очень хотелось пить и… безотлагательно посетить уборную. Так что, делать нечего, пришлось подниматься.
Солнышко, спавший рядом со мной, не шелохнулся. Даже когда я запнулась о свой халат, валявшийся на полу, и вслух ругнулась. Я предположила, что магия опустошила его еще больше, чем меня.
