Дороги Лола не запомнила и даже не могла бы потом сказать,
долго ли они ехали. Все происходило как бы в полусне.
В полусне Лола поднялась за Антоном по лестнице, в полусне вошла
за Антоном в квартиру. Правда, Антон и сам был какой-то сонный. Он разложил
складной диван, повернулся к Лоле и спросил:
– Ну чего ты стоишь-то?
Лола все еще была в каком-то отупении и не сразу поняла,
чего он от нее хочет. Антон помог ей раздеться, и она послушно, как кукла,
легла рядом с ним на диван.
Едва закончив свое черное дело, Антон зевнул, перекатился на
правый бок и мгновенно заснул, если можно так выразиться, сном праведника,
если, конечно, праведники храпят. Дело в том, что Антон периодически гулко
всхрапывал и бормотал во сне что-то нечленораздельное.
Лола еще некоторое время полежала на спине, глядя в потолок
и нервно покусывая губы. Этот свинтус, конечно, и не подумал о насущных нуждах
своей партнерши, получил свое – и дрыхнуть…
Внезапно Лола расхохоталась и вскочила с дивана. Смеялась
она над собой, над своей неожиданной глупостью. Что на нее вдруг нашло? Почему
она как ненормальная потащилась за этим толстым голубоглазым эгоистом?
Наверное, потому он и не подумал удовлетворить ее по-человечески, что рассудил:
ты сама на мне повисла, сама этого хотела, так будь довольна тем, что получила…
Лола вспомнила сцену в офисе «Лягушки-путешественницы»,
зареванную секретаршу и ненормальную брюнетку, швыряющую в клиенток предметами
обихода, и поняла, что этот упитанный парниша, всхрапывающий на диване, как
пьяный бегемот, загадочным образом притягивает всех женщин, которые встречаются
на его пути, и они ничего не могут с этим поделать, им остается только
устраивать истерики и расцарапывать друг другу физиономии…
Неудивительно, что турфирма на грани разорения – ее
сотрудницам совершенно не до выполнения своих служебных обязанностей, они могут
думать только о своем равнодушном повелителе и бороться за его благосклонность.
И ведь не зря брюнетка устроила Лоле такую сцену ревности – и часа не прошло,
как та оказалась в постели Антона.
Да, видно, бизнесвумен нисколько не сомневалась в таком
повороте событий, хорошо зная своего любезного шефа.
«Но я-то, я-то хороша! – удивлялась Лола, торопливо
собирая по комнате свою одежду и косясь на ворочающегося во сне Антона. –
Уж всякого, кажется, повидала, профессия обязывает, а поддалась его чарам, как
дурочка-первокурсница!»
Наскоро ополоснувшись и одевшись, Лола обошла квартиру,
чтобы составить о хозяине хоть какое-то представление – кроме того, которое она
получила в постели, и иметь хоть какое-то оправдание своего поведения перед
Маркизом.
Квартира Антона Кузовкова была типичной берлогой
любвеобильного холостяка. Кое-как прибранная – видимо, временные подруги Антона
начинали иногда наводить здесь порядок в сомнительной надежде захомутать
хозяина, удивив его своей домовитостью, – эта квартира не носила на себе
отпечатка постоянного присутствия единственной женщины, жены и хозяйки.
Зато временное присутствие многих женщин бросалось в глаза
на каждом шагу. Лола в самых разных углах квартиры натыкалась на забытые тюбики
помады – причем таких разных, несочетаемых оттенков, что было ясно – ими могли
пользоваться только разные женщины; в неожиданных местах, от промежутка между
письменным столом и батареей до кухонного шкафчика для продуктов, она нашла три
смятых лифчика, причем один первого номера, один третьего и один пятого; в
ванной нашла гребешок с застрявшими в нем светлыми волосами, а на комоде в
спальне – массажную щетку с остатками черных волос, явно принадлежавших
ревнивой брюнетке из офиса «Лягушки-путешественницы».
Все же самая интересная находка ожидала ее в прихожей. Лола
увидела на полу под шкафчиком для обуви рамочку с фотографией, лежащую лицевой
стороной книзу. Она нагнулась и достала фотографию.
На этом снимке были изображены Антон и молодая женщина с
короткими рыжими волосами. Лицо у женщины было недовольное и раздраженное. Ее
личность не вызвала у Лолы никаких сомнений: это была Моника Тизенхаузен.
Рассудив, что, если фотография валяется на полу, то она,
скорее всего, не нужна хозяину, Лола, воровато оглянувшись, сунула ее в свою
сумочку и хотела уже ретироваться из квартиры, но в этот момент из спальни
послышался сонный голос Антона:
– Эй, ты где?
И с ней снова начали твориться те же загадочные вещи, что и
в «Джоне Сильвере». Только что она думала об Антоне со сдержанной неприязнью и
удивлялась тому, что пошла за ним, как дурочка, забыв все на свете, только что
она хотела как можно скорее уйти от него и никогда больше его не видеть – и
вдруг ее снова потянуло к нему как магнитом, ее окатило волной того же, что
прежде, жаркого холода, и она двинулась на голос своего голубоглазого
повелителя, как кролик послушно идет в объятия удава.
При этом, чтобы найти себе хоть какое-то оправдание и
придать видимость смысла своему поведению, Лола подумала, что ей обязательно
нужно поговорить с Антоном, разузнать у него как можно больше о его недолгой
семейной жизни и выяснить, что ему известно о судьбе Моники Тизенхаузен.
Однако все эти благие намерения так и остались только
намерениями.
Войдя в комнату и увидев голубые глаза Антона, Лола потеряла
способность рассуждать. Ее, как прежде, охватила зябкая томительная слабость.
Она застыла под взглядом Антона, ожидая, как Его Величество распорядится ее
судьбой.
– Ты чего оделась-то? – с ленивым недоумением
спросил Антон. – Собралась, что ли, куда?
– Нет… Я никуда… – пролепетала Лола, с трудом
справившись с неожиданно отказавшим голосом.
– Ну, так иди сюда, – лениво проговорил Антон,
гостеприимно раскрывая объятия, как удав раскрывает объятия трепещущему
кролику.
Лола послушно двинулась на зов своего повелителя, торопливо
сбрасывая на ходу одежду.
– Это ЛОСХ, – уверенно заявил Боря Штрек, брякнув
по столу опустевшей пивной кружкой.
– Что? – не понял его Леня. – Какой лось?
– Да не лось, – поморщился Боря, – серый ты
Леонид, как соцреалист в третьем поколении! Не лось, а ЛОСХ – Ленинградское
отделение Союза художников на Большой Морской. Отделение давно уже не Ленинградское,
а Санкт-Петербургское, но все его так по старой памяти и называют ЛОСХом. А
это, на снимке у тебя – Белая гостиная ЛОСХа, такой выставочный зал. У них, сам
понимаешь, денег негусто, вот они и сдают свои залы под всякие сомнительные
псевдохудожественные выставки, преимущественно эротического характера.
Прилетев в родной Петербург, Леня Маркиз задумался, с чего
начать поиски таинственной немецкой миллионерши, и решил, что для начала
непременно нужно узнать, где именно была сделана та единственная фотография, с
которой начались сомнения в ее, миллионершиной, преждевременной кончине.
Будучи жуликом высокого полета и занимаясь своим благородным
делом в таком культурном центре, как Петербург, Леня волей-неволей сталкивался
с разного рода экспертами, галерейщиками, держателями и устроителями выставок,
торговцами живописью и графикой разной степени честности. Одним из них и был
Боря Штрек, когда-то неплохой, подающий надежды живописец, позднее
переключившийся в поисках более легких заработков на изготовление копий картин
художников-авангардистов двадцатого века. Боря знал в городе все и всех и
наверняка должен был узнать запечатленный на снимке выставочный зал.
