– Портрет хочу заказать, – ответил Маркиз и
невольно сделал шаг назад.
– Портрет? – заорала старуха и вдруг пошла в атаку,
размахивая тряпкой. – А ну пошел отсюда, бандит проклятый!
– Тихо, бабка, тихо! – уклониться от вонючей
тряпки Маркизу помогла только отличная реакция. – Что это ты так
разъярилась?
– Ты зачем это пришел? Да я сейчас…
– Стоп! – Маркиз отвел ее руку с тряпкой от своего
лица. – Ты что, рехнулась, карга старая?
– Я-то еще не рехнулась, а вот когда приходят у
покойника портрет заказывать, так это надо еще разобраться, что за
человек! – орала бабка. – И шляются, и шляются, грязь только носют…
– Так что – фотограф помер, что ли? – оторопел
Маркиз. – А когда это случилось?
– Да ты кто такой, чтобы допросы учинять! –
окончательно рассвирепела старуха. – Да я сейчас тебя в милицию сдам! Это
мы еще посмотрим, кто тут карга старая! – Она собралась было вытолкать
подозрительного посетителя взашей с помощью вонючей половой тряпки, но тут тот
жестом фокусника извлек из кармана тысячную купюру, и вредная старушенция
мгновенно умолкла. До этого такие деньги она видела только по телевизору.
Мужчина потряс купюрой перед ее носом и сообщил:
– Если ответишь на мои вопросы, получишь вот такую
денежку. Ну, сойдемся?
– Ладно уж, – проворчала бабка, не в силах
оторвать взгляд от денег.
– Давай рассказывай подробно, что случилось с
фотографом из пятой квартиры, да не забудь никакой мелочи!
– Забудешь тут… – вздохнула старуха. – Ну
слушай. Значит, Славка этот, фотограф-то, так себе мужик был, пьяница и
прощелыга. Жил один, бабы у него бывали, но ни одна не жила – там в квартире
такое творилось, что бульдозер не разгребет, не то что одна женщина. Да он,
Славка-то, не больно баб и жаловал – не могу, говорит, Егоровна, работать,
когда баба в квартире сидит. Она, говорит, из меня будто кровь пьет! Да кому,
говорю, твоя кровь нужна поганая, когда она вся проспиртованная, тьфу!
– На что жил-то он, где работал? – подал голос
Маркиз.
– Так фактически нигде не работал, – отозвалась
бабка, – болтался по городу да по разным мероприятиям, снимет там
кого-нибудь, а потом пристраивает фотографии в журналы да газеты.
– Или на выставку, – протянул Маркиз.
– Ну не знаю, – отмахнулась бабка. – Я,
говорит, на одном месте работать не могу, лямку тянуть, я, говорит, художник,
работать могу только творчески! Так и перебивался. То – гульба у него, бутылки
потом выставляет на лестницу заграничные десятками, а то у соседей десятку на
пиво просит, чтобы опохмелиться.
– Ближе к делу, бабуля, – попросил Маркиз,
нетерпеливо взглянув на часы.
– А что там ближе к делу, – усмехнулась бабка,
умильно поглядывая на тысячерублевку. – Поскольку за ним никто не
присматривал, за Славкой-то, то и не хватились, когда пропал он. Ну, нет и нет
его, так, может, подался куда-нибудь на заработки? Или загулял, кто ж его
проверит? Мне меньше грязи убирать – никто к нему не ходит. А тут вдруг
Леокадия, которая с шестой квартиры, что напротив Славкиной, вдруг и говорит:
«Вы, говорит, Алевтина Егоровна, наверное, лестницу недобросовестно моете,
потому что, говорит, такой ужа-асный запах стоит и даже в квартиру попадает!»
Это я-то плохо мою! Да я с семи утра на этой лестнице… – тут старуха в
сердцах вставила непечатное слово, – на этой лестнице корячусь! Как мыла,
говорю, так и мою! А если не нравится, так, пожалуйста, ищите уборщицу за свой
счет! Дворникам-то замечания делать все умные, а как нужно денежки из своего
кармана выложить, так сразу у них слух отказывает и всем довольны! Она говорит
– мы с мужем научные работники, муж профессор, ему работать надо, а тут воняет
вашей тряпкой так, что дух захватывает!
– Это точно, – вставил Маркиз, – тряпку твою
можно вместо нашатыря использовать, она мертвого в чувство приведет.
– Тряпка как тряпка, – огрызнулась старуха, –
всегда ей мою… Но, конечно, Леокадии я ответила, все высказала, что о ней
думаю!
– Я себе представляю, – тихонько пробормотал
Маркиз. – И что дальше было?
– Ну что было, время идет, стали нижние жильцы на запах
жаловаться, а у верхних собака беспокоится и воет. Тут поняли, что от Славки
пахнет, прикинули, что не видели его недели две…
– Это когда было, не помнишь? – перебил Маркиз.
– Почему не помню, – обиделась старуха, –
помню очень даже точно. Было это в начале августа, Леокадия-то завелась аккурат
на второй день после пенсии. А пенсия у меня восьмого числа… Ну потом еще дней
пять прошло, когда про Славку-то сообразили, что не то у него в квартире. И тут
как раз одна там, со второго этажа, пошла ночью в туалет, а там – черви!
В глазах старухи зажегся нехороший огонь, Маркиз даже
испуганно отступил.
– Тогда Леокадии муж, профессор, сказал, что черви –
трупные, и вызвали милицию.
Маркиз почувствовал явственные рвотные позывы, но сдержался.
– Ну, я тебе скажу, в квартире вонища была – живому
человеку не выдержать! – продолжала старуха весьма оживленно. – Один
из милиции даже в обморок чуть не свалился! Меня понятой вызвали. Там от
Славки, почитай, ничего не осталось, при такой-то жаре! Врач сказал, что недели
две он так пролежал, убитый-то.
– Так что – убили его, или сам умер?
– Ясное дело – убили, раз кровищи вокруг немерено! Хоть
и сгнило все, но сразу определил врач, что зарезали его. Может – в пьяной
драке, а может, еще чего не поделили. Квартиру опечатали…
– А где же печать? – встрепенулся Маркиз.
– Да кто же ее знает, может, дети сорвали… Ну так давай
деньги-то, – напомнила старуха.
– Держи, если ничего не забыла мне сказать, –
протянул Маркиз купюру.
Старуха протянула руку, и деньги исчезли, как корова языком
слизнула. Маркиз собрался уходить, но тут в дверь ввалился здоровенный мужик,
несмотря на теплое время, в ватнике и огромного размера грязных кирзовых
сапогах.
– Егоровна! – заорал он. – Ты с кем это тут обжимаешься?
Ну, мужик, ты попал! – радостно заржал он, разглядев Маркиза. – Она ж
у нас вампир! Запросто кровь выпьет и не подавится!
– Тихо ты! – огрызнулась старуха. – У нас
разговор деловой. Не прибавишь? – искательно обратилась она к Маркизу.
– Нет уж, как договаривались. – Он поскорее
выскочил на белый свет и перевел дух.
Он миновал двор, вышел на Конногвардейский, не спеша дошел
до Манежа и свернул на Почтамтскую. Город был удивительно хорош в этот теплый
сентябрьский день, и Маркиз почувствовал себя дома.
Чтобы отдохнуть от общения с проклятой старухой и
поразмыслить на досуге, Маркиз зашел в кафе на Вознесенском. В кафе почти
никого не было, и Маркиз, вспомнив, что толком не поел, заказал сытный ланч.
Ему принесли большой кусок мяса, запеченный с сыром, с разноцветным овощным
гарниром. Кофе был крепкий и горячий.
