+ Гиперион, + настойчиво позвал Галео. Я знал, чего он хочет.
— Слушаюсь, юстикар.
Я приблизился к трупу и опустил ладонь ему на шлем. Поникший головой воин смотрел на то, что осталось от его туловища.
+ Что ты видишь? +
На мое зрение словно опустилась туманная пелена — вид через чужие глаза. Эта же комната, забитая бегущими сервами и сервиторами, вооруженными обычными инструментами… между ними скользили гибкие демонические фигуры, разрубая людей зазубренными клинками, которые словно были выкованы из меди и бронзы. Туман сгустился и вновь рассеялся, показав последнее, что видел воин. Одна из фигур — существо, покрытое вздувшимися огненно-красными венами под растрескавшейся черной кожей, — выплеснула желчь мне в глаза и погрузила в живот меч. Я ничего не слышал и не чувствовал, но зрелище красноречиво говорило само за себя.
Я убрал руку со шлема.
— Дети Кровавого Порока, юстикар. Десятки.
+ Рассредоточиться, + приказал Галео. + Мне нужны ответы. +
Главный арсенал защищали только тела павших, его огромные двери были распахнуты настежь, напоминая беззубую пасть. На стенах висели пустые стеллажи, на которых не осталось ни единого меча или болтера. Все наличное оружие разобрали. После того, как исчезла гравитация, из ящиков с боеприпасами и запасными цепными лентами для мечей вывалилось все содержимое, заполнив пространство между парящими трупами.
Единственный свет исходил от нашего оружия, клинки тускло мерцали работающими на малой мощности силовыми полями, временами заставляя тени танцевать на стенах, когда по лезвию с треском проносился заряд. Мерцающая игра силуэтов превращала изувеченные, замерзшие лица в дрожащие морды демонов.
— Они разграбили все, — заметил Сотис. — Оружия не осталось.
Я указал на потолок, покрытый воронками и трещинами от болтерных снарядов и оружия калибром поменьше.
— В этой комнате было что-то над ними. Они пытались свалить его.
Даже со своим улучшенным зрением мы едва видели в пыльном мраке. Доспехи ощутили, что я пытаюсь что-то рассмотреть, и переключили глазные линзы на другую частоту, проникнув сквозь пылевую завесу Ничего.
+ Мы уже достаточно глубоко. Гиперион, начинай ниспослание. +
Я спрятал болт-пистолет.
— Сейчас, юстикар.
III
В одном изречении времен Старой Земли, написанном советом древних мериканских королей, говорится о том, что все люди рождаются равными. Я часто задавался вопросом, звучали ли эти слова так же лживо и идеалистично для людей той эпохи, как для меня. Действительно, человечество обладает неисчерпаемыми способностями к самообману.
Обман — грех, направленный против чистоты, как сказано в пятнадцатом законе набожности. Соврать означает запятнать душу, а тот, кто обманывает сам себя, трижды очернен ложью.
Люди не рождаются равными. Доказательства очевидны для любого.
Хотя мы уже не люди в обычном смысле, но происходим от них, и поэтому ни один Серый Рыцарь не может быть равным другому.
Сотис не был предрасположен к ниспосланию, как и Думенидон. Малхадиил обладал телекинетическими способностями, а я классифицировался как пирокинетик. Но из всех пяти душ Кастиана ответственность за ниспослание всегда ложилась на Галео либо на меня. Почти всегда его предпринимали в одиночку.
Как лучше описать ниспослание? Как можно описать шторм ребенку из подулья, который ничего не знает о ветре и погоде? Можно, конечно, сказать, что дождь — это бьющая в лицо вода и что тучи похожи на клубы ядовитого тумана, но образ все равно останется неполным. Ребенок никогда не видел неба. Единственный ветер, который он ощущал, порождался астматическим дыханием вентиляторов.
В свои первые ночи мне приходилось преклонять колени, чтобы провести ниспослание, напевая при этом цитаты и сосредотачивая внимание на игнорировании телесных ощущений. К счастью, постоянно тренируясь, впоследствии я преодолел это препятствие, а узы с братьями усилили мои таланты. На «Морозорожденном» мне пришлось всего лишь закрыть глаза.
Корабль сопротивлялся. Я чувствовал скверну в его костях, порченое железо и потемневшая сталь отражали мое ищущее прикосновение. Зал за залом, комната за комнатой, я направлял свои чувства и все дальше дрейфовал через мертвый корабль.
Способность видеть без глаз и воспринимать без физических ощущений может сбить с толку даже подготовленный разум. Однажды я предпринял ниспослание в жилом блоке, и ответная отдача оказалась настоящим испытанием для моих чувств — по мозгу враз застучали сотни разумов со своими нуждами и мыслями, сливаясь в ядовитый поток. Под вихрем сознания таились простые и резкие инстинкты грызунов, плодившихся за каждой стеной блока, а также очертания самого строения — углы, дыры в материалах, то, как его вес давит на основание…
Ниспослание моих чувств по эсминцу ядовитым образом походило на тот опыт. По вычурным стенам и узким каналам пульсировало тайное сердцебиение, наполненное жизнью, которую не в состоянии засечь ни один сканер.
Я перестал чувствовать источник психического воя. Что бы ни рыдало в варпе, теперь оно упорно и мастерски скрывалось.
— Я не ощущаю живых душ на корабле, — произнес я.
+ Тела? +
Их я чувствовал вместе с призраками, таящимися рядом. Каждый раз, стоило мне пройти мимо очередного трупа, я улавливал тихие обрывки последних слов или вспышку клыкастых пастей и зазубренных клинков.
— Сотни, юстикар. Все остывшие. Все мертвые. Корпус прогнил от скверны. Она ослабляет мой взор, но уцелевших нет. По крайней мере, таких, которые были бы в сознании. Может, кто-то лежит в анабиозе.
— Расскажи о скверне в стенах, — сказал Думенидон. — Я ничего такого не чувствую. Это одержимость?
Я прошел по коридорам, чувствуя, как за мной трещат стены, хотя сама структура оставалась неизменной. Они отшатывались на психическом уровне, будто инстинктивно.
— Нет, не одержимость. Просто скверна. Не больше чем тупая злоба от таящейся в костях корабля порчи.
+ Двигатели? + спросил Галео.
Я собрал чувства и сосредоточился на ниспослании через огромные залы к двигательной палубе. Загадочный термоядерный реактор, который некогда служил пылающим сердцем корабля, застыл в неподвижности, покрытый замерзшей кровью и окруженный дрейфующими обломками. Плазма в трубах и ядре также остановилась и загустела.
— Холодные, юстикар. Такие же холодные и мертвые, как и команда.
+ Отключенные? + направил он мне вопрос. + Или выведенные из строя? +
— Сложно сказать, юстикар. Мал?
— Я пойду с ним, — ответил Малхадиил.
Я потянул его сущность за собой, направляясь обратно к двигательным палубам. Я услышал, как в комнате, где остались наши братья, пошатнулось его тело. Он упал на колени, не в состоянии сосредоточиться на физической форме, пока разум действовал отдельно от тела. Но Малхадиил знал свою задачу и заставил чувства пронестись по пультам управления и поверхности реактора.
