— У нас не было выбора, Надион. Мне следовало что-то сделать.
— Я не критикую тебя, брат. Но я сохранил для тебя также результаты биоауспикации. Повреждения нервной системы и множества кровеносных сосудов едва не стали смертельными. И обязательно бы стали, если бы Аксиум не закрыл тебя в стазисе до моего прибытия.
Трон, я вообще пока с трудом соображал. Помнил, как теряю сознание. Едва. Даже это казалось мне скорее сном, чем воспоминанием.
— Когда ты прибыл?
Надион обладал такой же лишенной возраста внешностью, как и большинство воинов, ставших Адептус Астартес. О нашем возрасте свидетельствовали шрамы, которые мы носили. Те, кто сражался и не получил ни единой царапины, выглядели примерно между двадцатью и пятьюдесятью, в равной степени походя на юношу и на зрелого мужчину.
Тайны генетики, использовавшиеся при нашем создании, никогда не переставали удивлять меня. Кое к чему просто нельзя привыкнуть.
Апотекарий нажал несколько кнопок на гололитическом проекторе рядом с моей огромной кроватью. Он вывел подробности операции и начал прокручивать визуальные архивы, попутно рассказывая мне о случившемся.
— Мы прибыли девять стандартных дней назад. Другие из нашего ордена, конечно, оказались здесь намного раньше. И отвечу на твой следующий вопрос, пока ты сам его не задал. Ты пробыл без сознания сто тридцать один день. Я ухаживал последние два дня и две ночи, — он посмотрел на меня немигающим темным взором. — Как твоя голова?
— Сто тридцать один день? — переспросил я.
— Видимо, со слухом у тебя все в порядке. А теперь будь добр, ответь на вопрос.
— А как же война?
— Война окончена, Гиперион. Она окончилась тогда, когда вы с Таремаром убили князька Кровавого Бога. Осталось лишь зачистить остатки скверны.
Подозреваю, что миллионы людей на Армагеддоне, которые вот уже полгода непрерывно сражались, могли бы поспорить с его словами, но орден обычно рассматривал все именно в таком свете.
Я пробыл с Анникой слишком долго, если вообще начал рассматривать другие варианты.
— Сколько прибыло рыцарей?
Надион оторвался от биогололита и посмотрел на меня.
— Почти две сотни. Три боевые баржи, включая «Огонь рассвета». Мы прибыли во всей мощи, брат, один за другим, как только смогли. Представь наше разочарование, когда мы узнали о вашем героизме еще за месяцы до нашего прибытия.
— Не своди все к шутке, Надион. Там погибла сотня рыцарей. Сотня. Это существо… оно шло через нас, будто кинжальный ветер. Я не видел ничего подобного. Оно собирало нас, пожинало наши жизни. У меня просто нет других слов.
— Прости меня. Я не хотел тебя обидеть, брат. Я скорблю вместе с тобой.
Я кивнул, хотя движение заставило меня поморщиться.
— Я заметил, — сказал Надион. — И спрашиваю опять, как твоя голова?
— Гудит в такт с сердцебиением. Как я уже сказал, бывало и лучше.
Мой взгляд упал на гололитический дисплей, где отображались мои раны и операции, которые провели после извлечения из стазиса.
Я моргнул при виде пятна тьмы, закрывавшего левую половину моего дергающегося гололитического черепа.
— Это…
— Да. Оно самое. Вот почему я спрашивал, как твоя голова, — сказал Надион.
Я потянулся к щеке, и пальцы звякнули о холодный металл. Я не знал, что сказать. Вместо этого просто погладил металл, ощупывая его края. Тонкие швы плавно соединяли металл с кожей.
— Давление в твоей голове раскололо череп в этих местах… — Надион указал на гололит, но мне едва ли требовался снимок, чтобы догадаться, где меня изувечило. Я чувствовал это пальцами.
— Так меня не ранило в бою, Надион. Зачем ты это сделал?
— Успокойся, брат. Речь идет о психическом давлении. А если ты до сих пор не понял, о чем я веду речь, то просто поверь мне на слово, тебе повезло, что твоя голова вообще не лопнула. Ты только усугубил раны, когда начал использовать силы после пробуждения на поле боя, — он окинул меня пристальным взглядом. — Это было неразумно. На самом деле это было очень глупо. Тебе стоило бы знать.
— Я должен был увидеть смерть Галео.
— Только Галео?
После того, как Малхадиил очнулся и я погрузил его на боевой корабль, я отправился обратно к Галео. Я не мог сопротивляться, мне следовало узнать. Это я хорошо помнил.
Я нашел труп капитана Таремара. Его смерть была именно такой, как и описал Бранд Хриплая Глотка, — один человек с золотым мечом против громадного зла, хотя из слабых вспышек внутреннего зрения я понял, что бой продлился недолго. Ни один человек не смог бы устоять против такого противника продолжительное время.
— Нет, — согласился я. — Не только Галео. Пока я лежал без сознания, погибла сотня моих братьев, Надион. Я должен был увидеть, что с ними стало.
— Твои братья умерли, пока ты был в коме, глупец. Ты был не просто «без сознания», — он вздохнул, отключив гололит. — Когда ты тянулся к ним, увидел ли что-то важное? Образы были четкими?
А были ли они на самом деле? Мертвецы никогда просто так не отдавали свои секреты, даже тем, кого звали собратьями.
— Нет, — опять согласился я. — Я почти ничего не видел, кроме ударов, оборвавших их жизни.
— Что ж, не буду винить тебя за попытку. Осталось решить еще три вопроса, прежде чем я отпущу тебя.
Я посмотрел на него, продолжая ощупывать лицо, исследуя рельеф хирургической реконструкции.
— К тебе частенько наведывалась инквизитор по имени Анника Ярлсдоттир. Я записал ее визиты во вторичный файл.
Будь она благословленна за участие. Уникальная душа.
— Прими мою благодарность. Что еще?
— Еще тебя пару раз навещал воин Волков, говорил, что проверяет твое состояние, чтобы доложить в орден. Его звали…
— Бранд Хриплая Глотка, полагаю.
— Хорошая дедукция. Действительно он.
— А последнее?
— Что ж, ты на борту «Огня рассвета», Гиперион. Как ты думаешь, кто может быть последним?
— Лорд Йорос хочет поговорить со мной, как только я приду в сознание.
— Какой ты догадливый, — сказал апотекарий. На кратчайший миг я подумал, что он улыбнется. Я ошибся.
— Я ощущаю недосказанность, Надион. Это нехорошо.
— Правда?
— Ты не упомянул Малхадиила.
— Ах да, — ответил Надион. — Малхадиил.
II
Я отыскал его в резервном ангаре левого борта флагмана. Он был окружен, что, пожалуй, и неудивительно, парящими деталями. Знакомая сцена вызвала у меня легкую улыбку.
Но улыбка умерла, когда он повернулся ко мне. Он носил такую же монашескую мантию, что и я, хотя длинные рукава не могли целиком скрыть железную конечность на месте левой руки. Его лицо походило на лоскутное одеяло из сшитых кусков кожи, из-за чего он стал походить на Сотиса даже больше, чем я мог представить. Но самое большое изменение я увидел, когда он повернулся полностью. Я услышал, как по палубе громыхнули тяжелые стальные ноги, хотя он был без доспехов.
